Властелин колец (другой перевод)
Шрифт:
Гэндальф рассмеялся.
— Ну-ну, — сказал он, — если они попрятались от нас пятерых, то видывали мы врагов и пострашнее. Стало быть, нынче-то ночью можете спать спокойно.
— Да вы же сегодня здесь, а завтра там, — вздохнул Наркисс. — Чего ж бы, конечно, лучше, коли б вы у нас погостили. Мы ведь к таким делам непривычные; опять-таки, говорят, и Следопыты эти все куда-то подевались. Правду сказать, в долгу мы перед ними, зря языки чесали. Да и не только грабители нас донимают: с ними мы бы еще, может, как-нибудь управились. Волки зимой завывали у самой ограды.
— Да, хорошего мало, — согласился Гэндальф. — В этот год в Средиземье едва ли не всем худо пришлось. Но теперь прочь уныние, Лавр! Общая беда вас лишь краем задела, и я очень рад, что не прихлопнула, а могла. Настают, однако же, иные, добрые времена — таких, может статься, ты и не упомнишь. Следопыты возвратились, мы ехали вместе с ними. Главное же, любезный мой Лавр. — Государь вернулся на трон, и он вас в обиду не даст, скоро сам увидишь. Скоро Неторный Путь станет торным, поскачут гонцы во все концы, а уж на север тем более, в Глухомани изведут нечисть, да и самой Глухомани не будет, распашут ее пришельцы.
Наркисс недоверчиво покачал головой.
— Проезжих побольше — это я не против, ежели приличный народ, — сказал он. — Только всякого там разбойного сброда с нас хватит. И вообще чужакам нечего ни в Пригорье соваться, ни возле Пригорья болтаться. Нам лишь бы жить не мешали. А то, знаете, набегут невесть какие невесть откуда, начнут… да не селиться, шляться будут, и Глухомань-то всю загадят.
— Не тревожься. Лавр, жить вам не помешают, — сказал Гэндальф. — От Изена до Сероструя, от Брендидуима до юго-западных побережий могут расселиться целые народы, и все равно ближние к вам селения будут за несколько суток езды. И за сотню миль отсюда к северу, там, где нынче совсем заглох Неторный Путь, прежде много жило людей — и на Северном Нагорье, и на берегах Тусклоозера.
— Это где же, у Покойницкой Гати, что ли? — еще недоверчивее спросил Наркисс. — Да там, говорят, кругом привидения. Разбойник и тот забрести туда побоится.
— Следопыты не боятся туда забредать, — сказал Гэндальф. — Покойницкая Гать, говоришь? Да, я знаю, давненько так именуются у вас тамошние развалины, а на самом деле, Лавр, это Форност-Эраин, Северн Великокняжеский. И недалек тот день, когда нынешний Государь отправится туда, чтобы воздвигнуть заново древнюю столицу Арнора. Ну и пышная же свита проедет через Пригорье!
— А что? Оно, пожалуй бы, и неплохо, — заколебался господин Наркисс. — Может, и дела чуток поправятся. Если только он, этот ваш Государь, не станет наводить в Пригорье свои порядки.
— Не станет, — пообещал Гэндальф. — Ему и ваши порядки сгодятся.
— Ну да? — озадаченно усомнился Наркисс. — Хотя и то сказать, что ему наши порядки: сидит себе сотни за три миль от нас на высоком троне в огромном замке и попивает вино — из золотой небось чаши. Какое ему дело до моего «Пони» или до моего пива? Кстати скажу, пиво-то у меня хорошее, еще даже лучше прежнего, над ним Гэндальф прошлой осенью
— Ишь ты, даже лучше прежнего, — заметил Сэм. — А он-то говорит, у вас пиво всегда было отличное.
— Кто говорит, Государь?
— Он самый. Бродяжник, главарь Следопытов. А до вас это разве еще не дошло?
Тут наконец дошло: на широком лице господина Наркисса изобразилось несказанное изумление — глаза округлились, рот разинулся до ушей, и он крякнул.
— Бродяжник, ну и ну! — выговорил он, когда снова обрел речь. — На троне, в короне и с золотой чашей! Батюшки, это что ж теперь будет?
— В Пригорье-то уж точно будет даже лучше, чем было, — сказал Гэндальф.
— Да вроде бы так, будем надеяться, — более или менее согласился Наркисс. — Ну что, хорошо поговорили, давным-предавно не случалось мне вести такой приятной беседы. Теперь в самый раз соснуть, тем более, прямо скажу, будто у меня от сердца чуть-чуть отлегло. Надо, конечно, головой как следует подумать, но это уж я утром, на свежую голову. Словом, кто куда, а я спать, да и вам, поди, давно уж пора на боковую. Эй, Ноб! — крикнул он, приоткрыв дверь. — Эй ты, Ноб-телепень! Эй, Ноб! — снова крикнул он и вдруг хлопнул себя по лбу. — Что-то я вроде вспомнил, только забыл, что.
— Может, снова письмо какое забыли отдать, господин Наркисс? — лукаво осведомился Мерри.
— Посовеститесь, господин Брендизайк, нашли что вспоминать! Ну вот, сбили вы меня. О чем бишь я? Ноб, на конюшню, ага! Мне чужого не надо, а что ваше, то ваше. Помните — лошадей свели, а вы купили пони у Бита Осинника, помните? Так здесь он, ваш пони, сам собой прибежал, а уж откуда — это вы лучше моего знаете. Лохматый был, что твой бродячий пес, и тощий, как вешалка, но живехонек. Ноб его выходил.
— Ну да? Мой Билл! — закричал Сэм. — Эх, и везучий же я, Что там Жихарь ни говори! Раз-два, и еще одно желание исполнилось. Да где же он?
И Сэм лег спать не раньше, чем наговорился в конюшне с Биллом.
В Пригорье они на денек задержались, и уж вечером-то у господина Наркисса дела шли как нельзя лучше. Любопытство превозмогло все страхи, и в Общей зале яблоку негде было упасть. По долгу учтивости вышли туда и наши хоббиты; их, разумеется, закидали вопросами. Народ в Пригорье был памятливый и все наперебой интересовались, написал ли Фродо обещанную книгу.
— Еще нет, — отвечал он. — Но заметок набралась уймища, вот вернусь домой, разберусь.
Он пообещал непременно описать удивительные события в Пригорье, чтоб книга была поживее, а то что там, подумаешь, какие-то дальние, маловажные, южные дела, скукота!
Потом кто-то из молодых попросил приезжих что-нибудь спеть, но тут гомон мигом стих, и на него цыкнули: мол, на этот раз уж как-нибудь обойдемся в нашей Обшей зале без чародейских штук!
День прошел спокойно, ночью было тихо, и рано утром они собрались в дорогу. Погода стояла по-прежнему дождливая, к ночи хорошо бы приехать в Хоббитанию, а путь лежал неблизкий.