Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)
Шрифт:
– Привет гостям Ортханкского Сада! – молвил он. – Мне сказали, что вы тут неподалеку объявились, но я работал в долине, много еще работы. Вы там, правда, как я слышал, на юге и на востоке тоже не дремали, хорошо поработали, очень даже хорошо.
И Древень похвалил их, обстоятельно перечислив все происшествия: он, оказывается, обо всем знал. Наконец он замолк и долго смотрел на Гэндальфа.
– Ну, ну, – сказал он, – говорил же я, что ты из магов маг. Славно ты потрудился – и под конец одолел Врага. Теперь-то куда едешь? И сюда
– Заглянул посмотреть, что ты поделываешь, друг мой, – сказал Гэндальф, – и еще затем, чтобы вас поблагодарить. Без вас бы нам не справиться.
– Кгум, ну что же, оно, пожалуй, верно, – подтвердил Древень, – онты, и то сказать, лицом в грязь не ударили. Насчет этого, кгум, древоубийцы, который торчал здесь в башне, – само собой. Тут ведь еще набежали, числа им не было, бурарум, эти, как их, подлоглазые-косорукие-кривоногие– жесткосердные-озверелые-непотребные-кровожадные, моргшайте-синкахонда, кгум, ну, вы народ торопливый, а их длинное имя выросло за долгие годы мучений, какие мы претерпели от этих, по-вашему, просто мерзостных орков; так вот, пришли они из-за Реки, и с севера, и отовсюду вокруг Лаурелиндоренана, туда-то они не могли, слава Вышним, пробраться.
И он поклонился Владыке и Владычице Лориэна.
– Вот, значит, они, гнусь такая, очень удивились, что мы здесь, они про нас даже и не слышали, хотя про нас и всякий хороший народ тоже не слышал. А эти нас едва ли запомнят, живых-то немного осталось, а какие остались, те потонули в Реке – большей частью. Но вам-то повезло, потому что, не будь нас здесь, степной царь-конунг недалеко бы уехал, а уехал бы – возвращаться было бы некуда.
– Что другое, а это мы знаем, – сказал Арагорн, – и никогда не забудем этого ни в Минас-Тирите, ни в Эдорасе.
– Ну, никогда – это слово длинное даже для меня, – отозвался Древень. – Ты хочешь сказать – до тех пор, покуда пребудут ваши царства, но жизнь онтов куда дольше.
– Начинается новая жизнь, – сказал Гэндальф, – теперь и такое может случиться, что царства людские переживут тебя, друг мой Фангорн. Ты мне лучше вот что скажи: помнишь, о чем я тебя просил? Саруман-то что? Ортханк ему не надоел? Вряд ли ему нравится глядеть из окон, что ты тут устраиваешь.
Древень хитро посмотрел на Гэндальфа; очень уж хитро, как показалось Мерри.
– Ага! – сказал он. – Я как раз и думаю – может, ты спросишь. Не надоел ли ему Ортханк? Еще как надоел, но не столько Ортханк, сколько мой голос. Кгу-умм! Уж я его усовещивал – может, и длинно, если судить по-вашему.
– Как же он терпел? Ты, что ли, сам заходил в Ортханк? – спросил Гэндальф.
– Я-то? Кгу-ум, нет уж, я в Ортханк не заходил, – отозвался Древень. – Это он подходил к окну и слушал, откуда же ему еще было набраться новостей, хотя новости ему очень не нравились. Он их слушал в оба уха, и уж я позаботился, чтобы он все услышал. И прибавил к новостям много такого, что ему полезно послушать. Он чуть не на стену
– Я вот замечаю, друг мой Фангорн, что ты говоришь как бы невзначай в прошедшем времени: «слушал, лез, сгинул». Это как? Он что, умер?
– Да вроде бы пока что не умер, – сказал Древень. – Только вот нет его. Ну да, уже семь дней, как нет. Я его выпустил. От него мало что осталось, когда он уходил, а уж от этого его гаденыша – едва одна тень. Ты мне вот что, ты не говори мне, Гэндальф, что я, мол, обещался его стеречь. Обещал-то я обещал, но с тех пор мало ли что случилось. Он у меня до поры и сидел, чтобы чего не натворил. Ты-то лучше меня знаешь, что я пуще всего не люблю держать всякую живность взаперти, а нет надобности – так и не надо. Пускай себе змея ползает, коли в клыках у нее нет яду!
– Да, это ты, пожалуй, прав, – сказал Гэндальф, – только у этой змеи, боюсь, яд остался. Голос у него ядовитый, и ты, Древень, какой ни на есть мудрый, а поддался на его уговоры, он ведь знает, как тебе польстить. Ладно уж, нет его, с тем и пошел он к лешему. Только вот башня-то Ортханка все-таки принадлежит князю. Ну разве что она ему покамест не понадобится.
– Это мы посмотрим, – сказал Арагорн, – пусть онты и дальше здесь распоряжаются, лишь бы глядели за Ортханком: сюда никто не войдет?
– Заперта башня, – сказал Древень. – Я велел Саруману ее запереть и отдать мне ключи. Они у Скоростеня.
Скоростень склонился, точно дерево под ветром, и вручил Арагорну два черных узорчатых ключа на стальном кольце.
– Еще раз тебе спасибо, – сказал Арагорн, – и до свидания. Лес твой пусть растет мирно и пышно. А когда зарастет равнина, хватит тебе места к западу от гор, где ты, бывало, бродил.
Древень опечалился.
– Леса-то вырастут, – сказал он. – Вырастут, разрастутся. А онты – нет. Где у нас малыши?
– Зато ищи теперь за своими пределами, – сказал Арагорн. – Ведь края на востоке открыты, теперь тебе никто не мешает.
Но Древень грустно покачал головой.
– Далеконько туда идти, в незнакомые края, – сказал он. – И уж очень там много людей развелось! Заговорился я, правда, простите! Может, вы отдохнете, побудете у нас? Через Фангорн можно поехать – путь-то короче.
И он поглядел на Келеборна и Галадриэль.
Но, кроме Леголаса, все торопились домой – на юг или на запад.
– Ладно, Гимли, пошли! – сказал Леголас. – С позволенья самого Фангорна я таки навешу все здешние низины и погляжу на деревья, каких нигде больше нет в Средиземье. И ты, Гимли, никуда не денешься, уговор дороже денег: сперва напрямик через Фангорн в Лихолесье, а там и до вас рукой подать.
Гимли согласился, хотя, похоже, без всякой радости.
– Ну, вот и конец нашему содружеству Хранителей! – сказал Арагорн. – И все же надеюсь, что вы не замедлите вернуться в наши края – и вернетесь с великой подмогой.