Властелин колец
Шрифт:
– Значит, я больше нужен там, чем здесь, — молвил Гэндальф.
Он вскочил на Скадуфакса, мелькнул вдали белой искрой — и исчез во тьме.
Всю ночь Пиппин не мог заснуть — он одиноко стоял на стене и глядел на восток.
Едва успели колокола словно бы в насмешку возвестить рассвет нового дня, как мутная даль у стен Пеленнора заполыхала вспышками. Часовые громко оповестили об этом, и защитники Минас Тирита приготовились к бою. Вдали то и дело вспыхивало красное пламя, и душный воздух разносил приглушенные раскаты грома.
– Они уже у стен! — кричали гондорцы. — Они пробивают в них бреши! Враг наступает!
–
Первые вести привез Гэндальф. Незадолго до полудня он появился у стен города с несколькими всадниками, сопровождавшими десяток крытых повозок; на них везли раненых, уцелевших в битве за Насыпь. Не медля ни минуты, Гэндальф отправился к Дэнетору. Он застал Наместника в верхних покоях, над Большим Залом Белой Башни. За его креслом стоял Пиппин. Обращая взор потемневших глаз в тусклые окна то на юг, то на восток, то на север, Дэнетор напрягал зрение, пытаясь проникнуть за роковую завесу Тьмы, окружившую его со всех сторон. Но чаще всего он оборачивался к северу и прислушивался, будто надеясь при помощи неведомого древнего искусства расслышать далекий топот конских копыт.
– Возвратился ли Фарамир? — спросил он.
– Нет еще, — отвечал Гэндальф. — Но когда я видел его в последний раз, он был еще жив. Он решил остаться с арьергардом, чтобы отход через поля Пеленнора не превратился в паническое бегство. Может быть, ему удастся еще ненадолго удержать солдат в повиновении, но я в этом сомневаюсь. Он встретился с врагом, которого ему не одолеть. Явился тот, кого я опасался более всего.
– Как?! Неужели сам Черный Властелин? — ахнул Пиппин, от страха забыв все приличия.
Дэнетор саркастически рассмеялся:
– Нет, нет покуда, уважаемый Перегрин! Он явится только после победы — насладиться своим торжеством надо мною. В бой он шлет других. Так поступают все великие повелители, если они воистину мудры, запомни это, сударь невеличек! Иначе разве сидел бы я сейчас в своей башне, бездействуя и жертвуя собственными сыновьями? Знай, что рука моя еще способна держать меч!..
Наместник встал, распахнул длинный черный плащ, и — диво! — под ним оказались кольчуга и длинный, с огромной рукоятью, меч в черно–серебряных ножнах.
– Так я хожу вот уже много лет, а в последние годы не снимаю этого наряда и по ночам, — молвил он, — дабы тело мое не стало дряблым и бессильным.
– Но внешние стены твоей столицы уже взяты именем властителя замка Барад–дур, и взял их самый ужасный из его полководцев, — сказал Гэндальф. — Тот, кто был некогда Чернокнижником, Королем Ангмара, тот, кто ныне зовется Кольцепризраком, предводителем Назгулов, копьем страха в руке Саурона и тенью отчаяния.
– Значит, Митрандир, у тебя есть достойный противник, — спокойно молвил Дэнетор. — Что до меня, то мне уже давно ведомо, кто стоит во главе армий Черной Башни. Ты возвратился только для того, чтобы сообщить мне об этом? Или — может ли такое быть? — ты отступил перед тем, кто сильнее?
Пиппин задрожал, думая, что Гэндальф взорвется гневом, но страхи оказались напрасными.
– Могло бы произойти и так, — негромко проговорил волшебник. — Но проба сил еще впереди. К тому же, если верить сказанному в прошлом, он падет не от руки мужа, и даже от Мудрых скрыто, что за судьба его постигнет. Как бы то ни
– Равно как и у нас. Сколь великую поддержку оказали бы роханцы, если бы они подоспели именно сейчас! — заметил Дэнетор.
– Думаю, что их опередят, — вздохнул Гэндальф. — Первые воины, бежавшие из Кайр Андроса, уже здесь. Остров пал. Кроме того, из Черных Ворот вышло новое войско. Оно переправляется через Реку на северо–востоке.
– Некоторые обвиняют тебя, Митрандир, в том, что ты любишь приносить плохие вести, — усмехнулся Дэнетор. — Но сказанное тобою для меня не ново — я это знал еще вчера, до того, как зашло солнце. Что же касается боя за воротами, то об этом я тоже подумал. Спустимся вниз!
Время шло. Наконец стражники увидели со стен отступление пограничных гарнизонов. Сначала в расстроенном порядке показались маленькие группки усталых, израненных людей; некоторые воины бежали как безумные, будто их уже настигали отряды неприятеля. На востоке вспыхивало далекое пламя; казалось, огонь начинает уже растекаться по долине. Дома и амбары горели. И вдруг, извиваясь во мраке, сразу отовсюду побежали вперед торопливые ручейки пламени, стекаясь к широкой дороге, тянувшейся к Главным Воротам от Осгилиата.
– Враги идут, — шептались люди. — Вал уже взят. Огонь льется в долину сквозь бреши в стене. Похоже, у них с собой факелы… А наши, где наши?
Было еще только начало вечера, но стемнело слишком рано, и со стен Цитадели даже самые зоркие не могли разглядеть, что творится на поле. Видно было только, что пожаров становится все больше, а огненные нити все стремительнее текут по направлению к Городу. Наконец в версте от стен появился отряд, отступавший в полном боевом порядке. Люди не бежали и старались держаться вместе. Те, кто смотрел со стен, затаили дыхание.
– Фарамир, должно быть, с ними, — убеждали они друг друга. — Только его могут так слушаться и люди, и животные. Он еще успеет!
Большей части отступающего войска оставалась всего какая–нибудь верста до города, когда из тьмы за их спинами показалось несколько скачущих во весь опор всадников — все, что осталось от арьергарда. Но вот они вновь развернулись полукругом и обратились лицом к наступающему огню. Послышался дикий, многоголосый вой; ручейки пламени слились в сплошной поток, и конница врага ринулась в атаку. Ряд за рядом двинулись в наступление орки–факелоносцы; огненной волной хлынули вперед дикие южане под развевающимися красными знаменами, яростно, с хриплыми криками врезаясь в отряды отступающих; с пронзительным воем из тусклой мглы упали вниз крылатые тени — Назгулы, несущие смерть.