Властелин колец
Шрифт:
Насколько мог видеть Сэм, Шаграт гонялся за Снагой по всей крыше, пока тот не исхитрился нырнуть обратно в башню. Тогда Шаграт остановился. Сэм наблюдал за ним через восточную дверь: тяжело дыша, орк стоял у края площадки и опирался на заграждение. Его левый кулак слабо сжимался и разжимался. Отдышавшись, комендант положил сверток на пол, вытащил правой рукой длинный красный нож и поплевал на него. Затем, подойдя к самым перилам, перегнулся, глянул вниз и дважды крикнул. Ответа не последовало.
Пока Шаграт стоял наклонившись, один из распростертых на террасе трупов, к удивлению Сэма, внезапно зашевелился, подполз к свертку, крепко вцепился в добычу и, не выпуская ее, поднялся на ноги. В руке у него было копье с широким плоским наконечником и расщепленным остатком обломанного древка. Копье поднялось для удара… Но тут орк не удержался и слабо зашипел — не то от
– Что, схлопотал, Горбаг?! — рявкнул он. — Не добили тебя? Ну ничего, сейчас мы это исправим!
Он прыгнул на тело Горбага и стал яростно пинать его, то и дело останавливаясь, чтобы еще и еще раз погрузить в тело врага кинжал. Удовлетворившись, Шаграт запрокинул голову и издал жуткий, булькающий победный клич. Затем он облизнул клинок, зажал его в зубах и, подхватив сверток, вприпрыжку поспешил к лестнице.
Времени на размышления Сэму не оставалось. Он мог бы, конечно, выскользнуть через вторую дверь, но страшный орк наверняка его заметил бы, да и вообще долго играть с ним в прятки Сэму было не по зубам. И Сэм сделал, наверное, лучшее, что мог: с криком бросился прямо навстречу Шаграту. Кольца в руке у хоббита уже не было, оно по–прежнему висело у него на груди, излучая скрытую силу, обращавшую рабов Мордора в трепет. Вдобавок в руке у Сэма сверкал меч; голубой свет резанул орка по глазам, как острый луч безжалостных звезд, что светят в стране эльфов, одно упоминание о которой заставляло орков обливаться холодным потом. В довершение всего, Шаграту надо было или уклониться от встречи с врагом, или бросить драгоценную добычу и вступить в бой, а бросать добычу он ни в коем случае не собирался. Он остановился, злобно рыча и щерясь, но уже в следующий миг стремительно, на орочий манер, метнулся в сторону и — не успел Сэм опомниться — со всей силы ткнул хоббита свертком в лицо, используя свою ношу сразу и как щит, и как оружие. Сэм потерял равновесие — и, прежде чем он пришел в себя, Шаграт уже несся вниз по ступеням.
Ругаясь на все лады, Сэм бросился было в погоню, но вспомнил про Фродо и второго орка, оставшегося в башне. Перед хоббитом снова встал ужасный выбор, но времени думать уже не было. Шаграт улизнул и, наверное, скоро вернется с подмогой. Но гнаться за ним — значит оставить Фродо наедине с другим орком, а ведь эта крыса может там натворить невесть что! Все равно Шаграта Сэм вряд ли догнал бы, а догнав — вряд ли уцелел бы. Поэтому хоббит решительно повернул назад и помчался по лестнице обратно на крышу.
«Наверное, я опять сделал что–то не так, — вздохнул он про себя. — Но мое дело — попасть наверх, а там будь что будет!»
Тем временем Шаграт скатился по лестнице, пересек двор и, прижимая к груди драгоценную ношу, выскочил вон из крепости. Если бы Сэм видел, если бы он мог знать, сколько горя принесет этот сверток, он бы, наверное, еще трижды подумал, прежде чем принять решение. Но теперь он был озабочен только тем, как найти Фродо. Осторожно подкравшись к дверям башни, он шагнул внутрь — и оказался в полной темноте. Таращась изо всех сил, он наконец приметил по правую руку какой–то тусклый свет. Свет сочился из–под дверцы, за которой, как выяснилось, начиналась новая лестница, узкая и темная. Судя по всему, она шла вверх по спирали, лепясь к стене. Где–то наверху чадил догорающий факел.
Стараясь не шуметь, Сэм начал подниматься и вскоре поравнялся с факелом, прикрепленным над маленькой дверцей напротив западной оконной прорези. Это был один из тех красных «глаз», что они с Фродо заметили еще внизу, у входа в туннель. Сэм поспешил миновать дверь и подняться на второй этаж, понимая, что в любой момент может почувствовать у себя на горле орочьи пальцы. Следующий факел горел напротив окна, выходящего на восток. Под факелом чернела дверь, ведущая в глубину башни. Дверь была открыта. В коридоре царила тьма — если не считать мерцания гаснущего факела и красных отсветов, проникавших снаружи, через прорезь. Дальше ступеней не было. Прокравшись в коридор, Сэм обнаружил с обеих сторон по низкой двери. И та и другая были заперты на все замки и задвижки. Из–за дверей не доносилось ни звука.
– Вот те на, — пробормотал Сэм. — Тупик! Стоило ради этого залезать так высоко! Не может быть, чтобы это был самый верх!.. Что же делать?
Он бегом спустился к нижней двери и подергал ее. Дверь не поддавалась. Сэм снова кинулся наверх. По лицу его потекли струйки пота. Он чувствовал, что теперь каждая минута на счету, — а он терял
Наконец, устав и отчаявшись, хоббит сел посреди лестницы и закрыл лицо ладонями. Вокруг стояла тишина — страшная тишина. Факел, и без того еле чадивший, зашипел, выплюнул последнюю копоть и погас окончательно. Все утонуло во тьме. И вдруг, запертый во мраке безнадежности, подавленный бесславным концом долгого и напрасного пути, Сэм неожиданно для самого себя запел. В холодной, темной башне голос его зазвучал тоненько и дребезжаще — голос одинокого, усталого хоббита. Только совершенно глухой орк мог бы спутать песенку Сэма с боевым кличем эльфийского богатыря. Сэм начал со старых засельских песенок, потом перешел на вирши Бильбо; мелодии всплывали у него в памяти одна за другой, как мимолетные видения далекой родины… И вдруг, откуда ни возьмись, проснулись новые силы, голос окреп, зазвенел, а на простую мелодию сами собой легли новые слова:
На западе давно весна, Луга цветов полны, Леса проснулись ото сна, И светел плеск волны. А ночью ясен небосвод, И плащ его расшит — Там звезд эльфийский хоровод Круги свои вершит. И пусть я заперт в тупике, Пути не завершив, Вдали от бликов на реке, Средь башен и вершин, — Но Солнце правит выше туч Свой неуклонный ход, И звезды направляют луч В зияние пустот Меж бастионов тьмы, — и тень Не век, как ни сгущай. И не скажу я — «кончен День», И не скажу — «прощай» [597] .597
В письме к С.Анвину от 31 июня 1947 г. (П, с.120) Толкин пишет о хоббитах: «Я думаю, нет такого страха, доступного нашему воображению, которого эти существа не смогли бы преодолеть с помощью благодати (курсив наш. — М.К. и В.К.). Благодать является здесь в мифологических формах; действует она заодно с хоббичьими природой и разумом, которые в решающий момент отказываются идти на компромисс и подчиняться злу». «Благодатью» в богословии называется «энергия» любви и поддержки, посылаемая Богом тем, кому Он пожелает ее послать; с помощью благодати человек может преодолеть собственную греховную природу, выдержать тяжелые испытания, на что без поддержки свыше он способен не был бы. Без благодатной помощи человек не может одолеть сил Тьмы. Благодать действует только в согласии с волей самого человека и в направлении его собственных поисков и усилий.
Шиппи (с.144) утверждает, что во фразе «И не скажу я — «кончен День» («The day is done») слышится явственное эхо слов, которые говорит у Шекспира служанка Клеопатры Ира своей госпоже: «…The bright day is done, and we are for the dark»» (в пер. Б.Пастернака — «День наш миновал. Смеркается»). Однако, по мнению Шиппи, Толкин чувствовал, что у Шекспира нет исключительных прав на эту фразу, которая, по всей видимости, гораздо древнее.
– «Вдали от башен и вершин…» — начал он снова — и вдруг оборвал себя на полуслове. Ему почудилось, будто сверху кто–то слабо отозвался! Но вокруг по–прежнему было тихо. Впрочем, нет: раздались шаги. Наверху открылась дверь, скрипнули петли. Сэм припал к ступеням и прислушался.
Дверь с тяжелым гулом захлопнулась. Раздался ворчливый орочий голос:
– Эй, там! Крыса помойная! Чего распищался? Я тебе покажу, как вякать! Слыхал?
Ответа не было.
– А–а, вон что, — прорычал Снага. — Молчишь! Ну, все равно, мне и так давно пора тебя проведать. Посмотрим, чем ты занят!