Властелин моих ночей
Шрифт:
– С чего бы вдруг? – дерзко интересуется когтистый.
– Я так сказал! – объявляет Полех. – Уж больно на мою дочку похожа. Та не прожила и часа, а родилась с такими же волосами. Сделаем, как она просит.
Под строгим и непреклонным взглядом рыжего остальные «спасители» сдуваются как порванные футбольные мячики. Меня обривают налысо, а после прячут в грузовом отсеке, заставив ящиками и накрыв сверху куском брезента. Становится душно и жарко, но это малая плата за свободу. Так же как и ноющая макушка.
Как жаль, что именно сегодня мои волосы решили «не кусаться»
Рычит двигатель, с шумом раскручиваются лопасти вертолета. Мы поднимаемся. Все трясется и гудит, мне закладывает уши. От жары и духоты горло пересыхает, но никто и не подумал дать мне с собой хотя бы воды.
От изнеможения я вскоре засыпаю.
А открыв глаза, понимаю: полет закончен. Меня больше не трясет, а из щелей грузового отсека тянет прохладой. «Неужели нас остановили?» – приходит в голову предательская мысль?
А если проверка? Вдруг в «Лазурите» уже поняли, что я сбежала, и подняли тревогу?
Съеживаюсь под брезентом, поджав под себя колени. Дрожу, хотя мне ужасно жарко. Дверь грузового отсека отъезжает в сторону, и до меня доносится грохот чьих-то тяжелых шагов. Обутые в сапоги ноги останавливаются возле меня – я вижу их сквозь небольшую прореху в брезенте. Перестаю дышать и окончательно цепенею.
Сильные руки приподнимают брезент. Отшвыривают подальше. Я приоткрываю один глаз и облегченно выдыхаю. Это Полех! Он стоит надо мной, уперев руки в бока, и улыбается. Значит, побег удался и я почти на свободе.
– Твоя остановка, девочка! – объявляет он. – Здесь недалеко есть лагерь сопротивления. Я расскажу тебе, как туда добраться. Эти люди борются за права мутантов, хотя сами не мутанты. Ученые, врачи, историки. Их немало. Но и не так много, чтобы сопротивляться открыто. Они помогут тебе.
Я потираю лысую голову и киваю, чувствуя, как отчаянно бьется в груди сердце. Слушаю Полеха и не могу поверить, что мне так повезло. Возможно, впервые в жизни!
Перед тем как выпустить на свободу, Полех передает мне темный комбинезон и берцы на плотной подошве – такую одежду носят почти все рабочие.
– Ты в промышленном районе, рядом с фабрикой, – поясняет он. – Натянешь на голову капюшон и сольешься с толпой. Обойдешь городскую свалку, свернешь налево, спустишься по ступеням до небольшой металлической двери. Постучишь трижды и скажешь, что тебя послал Полех Ржавый. Все поняла?
Киваю и, не сдержав порыва, целую Полеха в сухую, пергаментную щеку. И, прежде чем выйти, замечаю, как из его красивых глаз скатывается слеза. Он неловко утирает ее рукавом и машет мне так, как махал бы собственной дочери, выпуская ее на свободу.
Думаю, она бы радовалась не меньше моего!
Даже городской свалке, где собраны в огромные кучи проржавевшая робототехника, машины, бытовые приборы и даже отслужившие свой век мини-реакторы. Они сейчас стоят копейки. Каждый может себе позволить. Это так просто – обзавестись дома собственным реактором, быть как все, закрывая глаза на возможные последствия. Их ведь
Эту идею плотно вогнало в затылки граждан правительство. И Рон Купринг причастен к этому, как никто другой.
Рассуждая подобным образом, двигаюсь в указанном Полехом направлении. Вдыхаю полной грудью задымленный городским смогом воздух. На улице темно: за время полета на город опустился вечер. На углу торговец что-то жарит на открытом огне, и я вспоминаю, что не ела с самого завтрака. Только денег нет – карманы пусты, как и брюхо.
Впрочем, может, оно и к лучшему. Уж больно надетый на шпажки шашлык напоминает очертаниями крысу. Кажется, я отчетливо разглядела длинный хвост. М-да, разбаловали меня в «Лазурите». Сегодня на ужин подают запеченного в сливочном соусе кролика, салат из свежих овощей и наверняка угостят вином, щедро сдобренным снотворным. А меж тем для простых работяг даже крысятина – неслыханное лакомство.
А вот и спуск вниз, и мои рифленые подошвы оставляют на пропыленных ступенях отчетливые следы. Кажется, этой дверью пользуются нечасто. Вон, даже петли проржавели. В сознании бьется тревожная мыль: вдруг Полех обманул? И нет никакого лагеря сопротивления. Или его уже «накрыли» полицейские, а сам Полех еще не в курсе?
– Нет, нельзя думать так! – предупреждаю себя. Трижды стучу в дверь.
В ответ – тишина. И только где-то над головой шумит пропеллером вертолет.
Машинально прижимаюсь к стене, практически сливаясь с ней. Слишком боюсь, что до меня доберутся раньше, чем сумею осуществить задуманное.
Стучусь еще раз. А потом еще. От отчаяния барабаню в дверь ногами, уже не боясь привлечь внимание случайных прохожих. По щекам текут злые слезы, а с губ срываются проклятья.
И в этот момент за дверью раздаются чьи-то тяжелые шаги.
– Кто? – кричит старушечий голос.
– Я от Полеха Ржавого! – обезумев от радости, ору я. – Мне очень нужна ваша помощь.
Щелкает замок, дверь с протяжным скрипом отворяется. На пороге стоит сгорбленная бабулька с удивительно проницательными глазами. В одной ее руке фонарь, в другой – анализатор. Не спросив больше ничего, она тычет им мне в шею, и я покорно дожидаюсь результата. Прибор пищит, на его табло загораются три красные лампочки.
– Мутант, – произносит старушка не то с укором, не то с сочувствием. – Идем.
Запирает дверь и машет мне рукой, с удивительным для ее возраста и комплекции проворством идет по длинному извилистому коридору. Выходим в общий зал, где за длинным столом расселось больше двух десятков человек.
– Вот, от Полеха явилась! – Бабка выталкивает меня вперед. – Мутантка! Просит помощи.
Из-за стола поднимается черноволосый худощавый мужчина и, задумчиво пригладив поросший жесткой щетиной подбородок, рассматривает меня. Задает вопросы, и я чувствую себя так, словно нахожусь на суде. И он, этот черноволосый тип, решает, помиловать или выбросить на улицу, прямо в лапы полицейских. Уж они-то не упустят шанса выслужиться и поймать беглую мутантку.