Властелин знаков (Лексикон)

Марушкин Павел Олегович

Мюррей вскочил на ноги и гневно сверкнул глазами.

— Я не позволю вам опуститься до шантажа, слышите, Фальконе?! Довольно гнусностей!

— Иными словами, вы отказываетесь повиноваться. — Сильвио поворошил угли и вздохнул: — Что ж, я это предвидел. Ваш ход, мистер Пинкер.

Джек вдруг сообразил, что следопыт уже некоторое время как выпал из поля зрения. Он хотел обернуться — но было поздно: вокруг шеи захлестнулся мягкий сыромятный ремень, в поясницу уперлось колено, заставляя тело беспомощно выгнуться назад. Он попытался ослабить хватку, но тщетно. Перед глазами замелькали красные кольца, все вокруг помутилось.

— Я аннулирую нашу сделку, мистер, — теряя сознание, услышал он шепот Линкера. — Мне тут предложили более выгодные условия.

* * *

Имеющий Зуб пробирался по рассветным джунглям. В этот час густой туман только начал розоветь: солнце еще не вышло из-за горизонта, лишь первые, самые нежные лучи его коснулись верхушек деревьев. Ноздри неандертальца тревожно раздувались, втягивая незнакомые запахи: каждый мог быть предупреждением.

Впрочем, тяжелых звериных испарений, предупреждающих о близости крупного хищника, не чувствовалось. Это время, по словам следопыта, было самым безопасным: ночные твари уже разбрелись по норам и логовам, дневные еще не успели выйти на охоту. Имеющий Зуб мало говорил, но уши держал открытыми — особенно в последние дни, и почерпнул немало интересного. Пинкер и впрямь знал, с какой стороны взяться задело; вдобавок этот малый умудрялся выживать здесь, среди ящеров, на протяжении многих лет — в то время как средняя продолжительность жизни одинокого путника в лесах Земли Чудовищ составляла пару часов… Неандерталец крепко сжимал свой верный штуцер. Подзорная труба, укрепленная поверх ствола, была укутана мягкой тканью, во избежание царапин на линзах. Еще два куска ткани Имеющий Зуб намотал на свои грубые, воловьей кожи башмаки: теперь сухие веточки под ногами лишь глухо похрустывали, а не трещали на весь лес. Он покинул стоянку еще затемно: под утро сон усталых путников был особенно глубок. Интересно, как скоро его хватятся? Пожалуй, не стоило рассказывать свою историю — теперь они сразу поймут, что он задумал… Да плевать! Помешать ему уже никто не успеет — ни Фальконе, ни Лерой Пинкер. Один точный выстрел — и быстрый отход; ему вовсе не улыбается повстречаться вновь с паровыми призраками. В идеале, конечно, выстрелов должно быть два: разделавшись с гренделем и Инкогнито, можно будет спокойно возвращаться назад. В конце концов, исполнить распоряжение Легри не так уж сложно; где-нибудь по пути. Но это вряд ли, слишком уж быстры проклятые призраки! Один выстрел, издалека — и тут же назад, под сень леса, иначе дело может кончиться для него совсем невесело.

Подул легкий ветерок. Туман лениво всколыхнулся, задвигался, потек тонкими вихрящимися струйками меж веток. В листве неподалеку раздался клекот — то ли птица, то ли иная крылатая тварь проснулась и подала голос. Имеющий Зуб прибавил шагу. Вскоре густолесье сменилось чахлым подлеском. Вместо ковра опавшей листвы и мхов под ногами зашуршал песок. Теперь неандерталец двигался осторожнее: он пригнулся так низко, как только мог, чтобы все время оставаться под защитой тумана. Пинкер вчера обмолвился, что лагерь врагов не более чем в полумиле от опушки. Достигнув невысокой каменистой гряды, Имеющий Зуб осторожно выглянул из-за увитой незнакомым вьющимся растением базальтовой глыбы — и позволил себе улыбнуться. Отсюда все было видно как на ладони: светлые прямоугольники палаток явственно выделялись на фоне поросшей густым разнотравьем равнины. Местоположение было выбрано весьма удачно — если иметь в виду одну лишь угрозу со стороны ящеров. Неандерталец крадучись двинулся вдоль гряды. Он присмотрел плоский, испятнанный лишайниками камень, улегся на него, пристроил штуцер и осторожно стянул ткань с подзорной трубы. Сквозь окуляр можно было разглядеть темные ямы кострищ — и слабо мерцающие прозрачные силуэты возле них, силуэты, знакомые каждому, кто хоть раз видел вблизи призраков, сотворенных из перегретого пара. Ни людей, ни гренделя видно не было — наверное, еще спали. Имеющий Зуб прикинул расстояние. Ярдов четыреста, не меньше. Конечно, это будет сложный выстрел — но для опытного стрелка нет ничего невозможного, особенно если у тебя в руках мощная винтовка с «альпийским» прицелом. А потом… Неандерталец оглянулся назад. Вон тот обломок скалы, пожалуй, заслонит его от глаз наблюдателя, находящегося в лагере. Оказавшись под его прикрытием, он сделает бросок к подлеску… И может быть, даже не попадется на глаза — если повезет. Если призраки сразу не бросятся на звук выстрела; хотя в любом случае ему придется бежать со всех ног. Да, шанс будет только один.

А ведь до этой каменюки еще надо как-то добраться — пригибаясь, на полусогнутых, не поднимая головы, а значит — теряя драгоценные мгновения… Может, лучше сразу стрелять оттуда? Нет, тогда значительная часть лагеря окажется заслоненной большой палаткой, а с нынешней позиции — все как на ладони. Что ж, значит, решено. Медленно, растягивая мгновения, словно гуттаперчевую ленту, он втянул в легкие воздух — и так же медленно выдохнул. Стоило плану действий сложиться в голове, как тревога тут же отступила, исчезла, растаяла в безмятежном спокойствии. Это был своеобразный транс — лучшие из неандертальских охотников умели погружать себя в такое состояние сознательно. Ты сливаешься с окружающим ландшафтом, исчезаешь, растворяешься среди веток и камней, будто клочок тумана.

Лагерь понемногу просыпался. Из палаток выбирались люди, щурились на яркое утреннее солнце, потягивались — сквозь мощную оптику можно было различить даже выражение лиц. К небу потянулся дымок: развели огонь. Спустя некоторое время призраки вдруг снялись со своих мест и потянулись к небольшой палатке: сквозь парусиновую стенку пробивались бледные вспышки. Наконец в поле зрения появился грендель: массивная бурая туша, крест-накрест перепоясанная патронташами, с длинным ружьем в когтистых лапах. Имеющий Зуб отметил про себя, как ловко медведь держит оружие, не предназначенное, в общем-то, для его конечностей: похоже, ему это было отнюдь не впервой. Зверь неторопливо обошел лагерь по периметру: со стороны могло бы показаться, что он просто разминает лапы после сна, но Имеющий

Зуб отметил характерное движение головы: грендель принюхивался; должно быть, некий запах его насторожил. Неандерталец, не отрывая взгляда от окуляра, едва заметно повел стволом — так, чтобы нацарапанный на линзе крестик совпадал с головой медведя, промеж ушей; но палец на спусковом крючке держал свободно: для точного выстрела требовалась неподвижная мишень. Грендель же, будто нарочно, все время находился в движении, а потом и вовсе скрылся под пологом палатки. Имеющий Зуб подавил импульс досады — и вновь растворился в ожидании. Позавтракав, люди стали собираться в дорогу. Свернули палатки, погрузив шесты и брезент на телегу; еще одна телега, размером поменьше, представляла собой непонятный механизм на колесах. Возле нее все время отиралась парочка — толстяк с металлической рукой-протезом и рыжеволосый крепыш с багровой физиономией. «Должно быть, это Стерлинг и О’Рейли», — подумал неандерталец; давешний пленник весьма точно описал обоих. А рядом с ними… Да, это он: невысокий, щуплый тип с черной пиратской повязкой через левый глаз. Инкогнито! Имеющий Зуб взял его на мушку, подвыбрал свободный ход спускового крючка. И вновь расслабился. Убей он Осокина сейчас — Фальконе тотчас повернет назад, ведь смысла преследовать странную компанию больше не будет. А значит, грендель уйдет от возмездия. Нет уж, в другой раз. Он вновь засек зверя: тот помогал укладывать последнюю палатку. Момент вроде был подходящий, но цель то и дело заслоняли люди. Наконец сектор очистился, а грендель присел возле колеса: что-то там его заинтересовало. «Пора», — решил Имеющий Зуб. Крестик совместился с макушкой зверя. Неандерталец прикинул падение пули — он хотел попасть точно в затылок. Штуцер словно бы сделался продолжением рук, дыхание затихло, палец пригрузил спуск, готовый продолжить плавное движение, оставалось лишь поймать миг меж двух ударов сердца.

— Эй, мистер! — негромко окликнул его знакомый голос.

Проклиная все на свете, неандерталец обернулся. Прямо на него смотрела винтовка Лероя Пинкера. Meжду ними было ярдов двадцать, не больше: старик подкрался, будто привидение.

— Не вздумай спустить курок, — все так же вполголоса продолжал следопыт. — Даже если попадешь в одного — остальные тебя прикончат.

— Что ж, пусть попробуют, — отозвался неандерталец.

— Плохая идея, парень. — В голосе Пинкера звенел лед, ствол его штуцера чуть заметно шевельнулся.

Имеющий Зуб почувствовал, как меж лопаток проложила себе дорожку струйка пота.

— Ты не будешь стрелять, — заявил он, усилием воли заставляя себя вновь приникнуть к окуляру. — Твой выстрел точно так же переполошит их, как и мой.

— Сделай это — и я сразу тебя пришью, — невозмутимо ответил Пинкер. — Не будешь больше путать мне карты. Я при любом раскладе в выигрыше, усек? Но если мы оба по-тихому смоемся, мне будет проще. Так что выбираешь?

Имеющий Зуб еще несколько мгновений глядел сквозь прицел на широкую медвежью спину. Отряд поднялся на бровку холма, и лучи утреннего солнца светящейся паутиной легли на линзу. Неандерталец, стиснув зубы, поднялся с земли и демонстративно закинул штуцер за спину. Пинкер опустил ствол.

— Тебе нужен был косолапый, так ведь? — усмехнулся он. — Ладно, парень. У тебя будет шанс, только не сегодня. Подожди еще день-другой.

* * *

— Хорошо, когда вода рядом: ветерком свежим обдуват, — Потап шумно втянул носом воздух и фыркнул. — А то с утра как сам не свой; все к земле гнуло… Должно быть, дыму надышалси. А может, место там тако нехорошее, где стоянку-то учинили…

Ласка не разделяла мнения медведя. Дорога была для нее в тягость, и не только из-за трудностей пути: с каждым днем неминуемо приближалась развязка — а что будет потом, не взялся бы предсказать никто… Конец Империи, точнее — конец мира, как-то незаметно претворялся из области абстракций в реальность. Пока ничего такого не произошло, но девушка очень хорошо помнила, с какой легкостью изменяет мир проекция Знака. Все это — холмы, лес, река, даже небо над головой — могло быть сметено одним махом, смято, заброшено в стылые бездны. Могло. И она все яснее осознавала это.

Река, возле которой они разбили лагерь, являлась конечной точкой пешего маршрута: остаток пути планировали проделать по воде. Для этих целей путешественники везли свертки из пропитанной каучуковым составом ткани. В развернутом состоянии каждый представлял собой веретенообразный мешок с герметичными швами и шнуровкой в верхней части. Будучи натянутой на каркас, такая оболочка превращалась в легкую и верткую лодку наподобие тех, какими пользуются некоторые племена, живущие на побережьях северных морей. Каркасы еще предстояло вырубить и связать веревками; впрочем, с этим проблем не предвиделось — на легкие стрингеры и шпангоуты годились даже тонкие ветви.

Вечером, после ужина, пили сухарник — девушка даже не удивилась, узнав, что рецепт этого напитка принадлежал Потапу. Медведь просто заварил его как-то раз на привале и без лишних слов угостил сидевших поблизости матросов. С того дня стало чем-то вроде традиции — если поблизости был ручей или родник, в жестяное ведерко набирали воды, кипятили ее, а потом всыпали туда по жмени ржаных сухарей. Полученный напиток цветом походил на некрепкий чай, а запахом живо напомнил Ласке квас, какой делали летом повара Крепости. Вкус у сухарника был весьма своеобразный; впрочем, такой возможностью разнообразить скудное экспедиционное меню не брезговал почти никто. Девушка сидела у огня, потягивая кисловатый хлебный взвар; мысли ее витали далеко от этих мест. Через некоторое время жидкость запросилась наружу. Ласка встала, привычным жестом закинула на плечо винтовку и шагнула в темноту. Спавший возле палатки медведь приоткрыл один глаз.