Властелины моря
Шрифт:
На очередном театральном фестивале Аристофан показал свою новую комедию – «Мир». Главный герой пьесы, афинский виноградарь, садится на жука-скарабея и летит на Олимп, чтобы спросить у Зевса, отчего тот позволяет грекам истреблять друг друга. Разве боги не понимают, что междоусобица только на руку персам, которые вполне способны вновь вторгнуться в аттические пределы? Тем временем на земле хор, состоящий из греческих крестьян, освобождает богиню Мира из подземелья, куда бросил ее бог войны Арес. А пока те вытаскивают ее при помощи веревок на поверхность, Гермес корит тех афинян, которые все еще мечтают о сухопутной империи: «Хотите мира – держитесь моря!»
Перикл начал войну, Клеон продолжил ее, Никий завершил. Но последнее слово осталось за Аристофаном и комедией.
Глава 13
А где преграды нет бесчинству граждан
И своеволью – община такая,
Хотя б счастливые ей ветры дули,
Пучины не избегнет роковой.
Софокл. «Аякс», пер. Ф.Зелинского
В глазах одного молодого честолюбивого афинянина мир наступил слишком быстро. Алкивиаду только что минуло тридцать – возраст, достаточный для того, чтобы занять наконец достойное место среди афинских стратегов и гражданских руководителей. Мирное соглашение лишило его возможности блеснуть в сражении, использовать в своих интересах общенародный кризис или выступить в роли спасителя Афин. Но к счастью для него, спартанцы то ли не хотели, то ли не могли соблюдать условия Никиева мира. Это позволяло Алкивиаду волновать народ – так мальчишка-шалун ворошит длинной палкой осиное гнездо.
Впрочем, даже если оставить в стороне воинственные поползновения, необычайная живость поведения и порывистые манеры Алкивиада неизменно привлекали к нему внимание горожан. Афинские поэты-юмористы безжалостно пародировали его своеобразную, с постоянными заминками шепелявую речь. Он ревниво переживал успехи своих колесниц, запряженных четверкой лошадей, они занимали первое, второе и четвертое места на Олимпийских играх. А еще больше спортивных побед афинян занимали эротические приключения Алкивиада. Далекий от мысли скрывать их, он даже заменил на щите традиционный семейный гребень изображением бога Эроса, упирающегося обеими ногами в золотистое поле и извергающего гром небесный. Женитьба на самой богатой в Афинах наследнице ничуть не изменила его привычек. А когда жена подала на развод, он во время судебного заседания схватил ее в охапку и на глазах у зевак, собравшихся на агоре, отнес домой.
Подобно всем афинским богачам, Алкивиад послужил городу в качестве триерарха, вполне сохраняя свои замашки и на палубах триер. Так, он велел плотникам выдолбить в корме нечто вроде дупла, где можно повесить на канатах койку. Соломенный тюфяк – это не для Алкивиада. Он почивал, словно в покачивающейся колыбели, в гамаке – ничего подобного в истории афинского флота зафиксировано прежде не было. Рулевым у него был гражданин по имени Антиох, обязанный своим местом одному эпизоду, случившемуся в ходе заседания народного собрания. Алкивиад зааплодировал кому-то, и из рукава его плаща выпорхнул ручной перепел. Антиох стоял рядом с ним и, расталкивая хохочущих сограждан, бросился за птичкой. Ему удалось поймать ее, чем он и заслужил вечную признательность Алкивиада.
Хрупкий мир со Спартой, чтобы он сохранялся, требовал постоянного внимания, однако же афиняне, напротив, предоставили Алкивиаду в его заграничных эскападах полную свободу действий. И коль скоро он не нарушал букву мирного соглашения прямым вторжением на территорию Спарты, они его полностью поддерживали. Что ни лето, этот честолюбивый и харизматичный стратег выходил в море, оказывая помощь всем, кто выступал против спартанцев.
Алкивиад был хорош – быстр, стремителен – в начале любой операции, но в финале все его усилия чаще всего сходили на нет. Ему не хватало терпения и последовательности, чтобы довести дело до конца. Но в любом случае поднимаемый им шум вызывал горячее одобрение знаменитого мизантропа Тимона Афинского. Этот парадоксалист, ненавистник собственных сограждан, как-то, после очередного заседания на агоре, схватил его за руку и воскликнул: «Отлично! Продолжай в том же духе, и ты всех их в прах сотрешь!»
Через пять лет после подписания мирного договора в Афинах появились посланники
Ветераны Пелопоннесской войны были против новых походов, но афинская молодежь придерживалась иной позиции. Город и флот за десять лет боевых действий ничуть не пострадали. Казна вновь начала полниться. Молодые люди рвались в бой, их манили великие приключения, достойные силы и славы Афин. Даже далеко не блестящий поворот событий в Греции только подогревал эти настроения. Если удастся победить в Сицилии, почему бы наконец не поставить на колени пелопоннесцев и не сделаться властителями всего греческого мира.
Откликаясь на просьбу Сегесты, собрание решило направить в Сицилию эскадру из шестидесяти [8] триер, ведомую целой группой стратегов, в число которых входил и Алкивиад. Никий решительно выступил против этого решения и призвал сограждан, пока еще не поздно, отменить его. Дискуссия возобновилась. Алкивиад пылко настаивал на выполнении первоначальной резолюции, Никий указывал на опасности, с нею связанные. При этом он сознательно преувеличивал расходы и количество людей, которые потребуются для успеха в новой войне. Но уловка не сработала и даже ударила бумерангом по нему самому. Афиняне подтвердили первоначальное решение и, более того, значительно расширили масштаб будущей операции. Никию же, который, как и в споре с Клеоном по поводу Пилоса, уже не мог оказывать воздействие на ход собрания, пришлось уточнять им же приведенные цифры.
Афиняне принялись деятельно готовиться к походу. Все, кто не был связан с флотом, собирались на борцовских площадках либо оживленно переговаривались на улицах города. Знавшие Сицилию чертили на песке карту острова, просвещая тех, кто там не бывал. Сицилия представляет собою треугольник, так что определить местоположение Сиракуз нетрудно – город находится на ближайшей к Афинам стороне. Там – Италия! А дальше – Африка! На песке все выглядит таким близким, таким маленьким, таким доступным.
Атмосфера пылкого патриотизма подогревалась охватившим горожан религиозным благочестием. В Афинах торговали вразнос предсказаниями оракула, сулившими Афинам победу над Сицилией. В эти дни подготовки к походу в Пирей из Африки вернулась священная триера «Аммонит» с благоприятным предсказанием оракула Сивы из египетской пустыни. Амон, то есть тот же Зевс, заверяет Алкивиада, что афиняне пленят всех жителей Сиракуз. Таким образом, сами боги гонят людей вперед.
В качестве одного из стратегов Никий был занят вместе с Алкивиадом организацией церемонии отплытия, которую трудно описать словами. Не уступая, когда нужно, самому Алкивиаду в умении покрасоваться перед публикой, Никий однажды уже оплатил сооружение необычного понтонного моста для прохода участвующих в очередном празднестве позолоченных и убранных гобеленами кораблей. Это было большое музыкальное состязание хоров, на которое в храм Аполлона на Делосе собралось множество афинян и других ионийцев со всего побережья. Обычно хористы, музыканты и начальники хора плывут на остров в самых простых суденышках. Но на сей раз их появление произвело среди зрителей настоящую сенсацию – они шли через понтоны в торжественном порядке, с песнями. Любовь Никия к яркому зрелищу сказалась и в разработке планов прощального церемониала отплытия великой эскадры.