Властелины удачи
Шрифт:
И Моргане с каждым обедом и послеобеденной беседой он нравился все больше. Когда же он сказал, что президента Трумэна должны переизбрать, и привел разумные доводы в подтверждение своих слов, она решила, что Бат — отличный парень.
Старшие Максимы провожали их в обратный путь, и Моргана не стала комментировать тот очевидный факт, что уехали они в спальном вагоне. Путешествовали они как мистер и миссис Джонас Батиста, поскольку в сорок седьмом году правилами железной дороги не разрешалась продажа билетов в одно купе спального вагона незамужней паре.
— Ты им понравился, — заметила Тони, помахав отцу и мачехе
— Я старался.
— Очень понравился. Они приняли нашу идею пожениться. Не на все сто процентов, но… у любых родителей останутся сомнения в правильности решения отдать свою дочь незнакомцу, которого выбрали не они. Разумеется… — Она плотоядно улыбнулась. — Если б они знали, что я беру у тебя в рот, они бы тебя убили.
— Тогда нам надо пожениться. И мы сможем жить вместе.
— Скоро поженимся… — Поезд тронулся с места, и она вновь посмотрела на родителей. — Сначала они должны устроить мне помолвку.
Тони не могла переехать в его квартиру в Лексингтоне, но бывала там каждый день. В общежитии она проводила минимум времени, с полуночи до рассвета, как и требовала администрация колледжа. Большая часть ее одежды, книг и обе портативные пишущие машинки перекочевали в Лексингтон.
Две машинки она держала потому, что одна была с греческим шрифтом. На старшем курсе она написала реферат по этике общества на греческом. Назывался он цитатой из Платона: «Демократия переходит в деспотизм».
Бат ею гордился. А Дэйв просто ахал от восторга, глядя, как она печатает свой реферат на машинке с греческим шрифтом. Дэйв советовал Бату поступать в Юридическую школу, в этом его поддержала и Тони. Школа эта сулила ему блестящее будущее. Кроме того, он приобретал конкретную цель. Он и сам думал о поступлении в Юридическую школу. Мать убеждала его поступать туда. Он подал документы, и его приняли, предложив приступить к занятиям осенью сорок восьмого года.
Так что у Бата все определилось.
7
— Мы можем купить дом, — как-то весенним днем сказал он Тони. — Или снять квартиру в Бостоне. — Он улыбнулся. — Не можем же мы и дальше жить с Дэйвом. Я собираюсь поднажать, позаниматься летом и получить диплом на шесть месяцев раньше. А потом… Нью-Йорк. Или ты предпочтешь Коннектикут?
— Бат… А как же моя работа в Вашингтоне? Я же говорила тебе, что меня почти наверняка берет в помощники сенатор Спессард Холланд.
Бат насупился:
— Ты хочешь сказать, что, даже став моей женой…
Она кивнула:
— Конечно. Я хочу работать. Ради этого я и учусь. Вашингтон — то самое место, где человек может проявить себя.
— А как же дети?
— Пока я не хочу иметь детей. Я хочу посмотреть, на что я способна. Тогда… Время еще будет. Мне только двадцать два.
— Отличный возраст для того, чтобы рожать.
— Я же не собираюсь тянуть еще десять или пятнадцать лет. Но я поступала в колледж не для того, чтобы становиться домохозяйкой. Как мои мать и мачеха. В мире есть более важные вещи, чем покупка продуктов, стирка белья и игра в гольф. Мы с тобой должны найти взаимоприемлемое решение, Бат. Одно из условий — в течение нескольких лет детей у меня не будет.
— Так, значит, — в его голосе появились резкие нотки, — все уже определено? Ты решила!
— Обсуждать тут нечего, — ответила Тони.
— Кроме
— Ну… а разве твой отец не приносил свою семейную жизнь… и вообще все в жертву своему бизнесу?
— Нет. Я тебе не какой-то паршивый Norteamericano!
— Правда? И в чем ты собираешься быть другим?
— Мой… отец… во мне лишь его гены, и ничего больше. Хорошо. Из того, что я знаю о нем, он действительно приносил все в жертву своему бизнесу: любовь к моей матери, любовь к своей жене, дом, дружбу… В «Тайм» написано, что он впервые увидел дочь, когда той исполнилось четырнадцать лет. У него есть сын, о существовании которого он не подозревает до сих пор. Он не женился на моей матери. Он женился на другой женщине, затем ушел от нее, и она развелась с ним… А потом он вновь женился на ней. Я люблю тебя и…
— И я люблю тебя, Бат, — прервала его Тони. — Но я также и личность. Если мы поженимся, тебе придется это признать.
— Я уже это признаю.
— Тогда не проси меня переселяться в дом или квартиру в Массачусетсе и каждый вечер жарить бифштекс, ожидая, пока ты вернешься с работы. Я собираюсь в Вашингтон. И поеду туда.
Он вздохнул:
— Тогда нам лучше отложить свадьбу. На какое-то время. Пока я не окончу Юридическую школу. Пока ты… не сделаешь того, что, по твоему разумению, должна сделать.
— Если бы я так сильно не любила тебя, то послала бы к черту, — пробормотала Тони. — Я просто должна это сделать. Но не могу, потому что люблю.
— Я тоже тебя люблю.
Тони кивнула:
— Так может, мы найдем выход. Слушай, я должна быть в Вашингтоне шестнадцатого июня. И весь уик-энд буду там одна, скучая по тебе. Приезжай ко мне на тот уик-энд. Пообещай, что приедешь.
— Конечно. Я попытаюсь.
Она поняла, что его слова означают отказ. Он не приехал.
Глава XII
1
— Бат? Почему Бат? Потому что ты выбрал фамилию Батиста?
Джонас и Бат сидели в «Порше-356» Бата. Тот убедил отца, что переезжать на последний этаж отеля в Акапулько глупо, если он может снять комфортабельный дом в Мехико, заплатив в пять раз меньше. Кроме того, обеспечить безопасность и надежную связь с Америкой в Мехико гораздо проще, чем в Акапулько.
Джонас согласился. Он пришел к выводу, что гораздо быстрее наладит отношения с вновь обретенным сыном, если последует его предложению в столь важном деле.
Используя свои связи среди торговцев недвижимостью, Бат нашел, как ему показалось, подходящее место. И теперь вез туда Джонаса.
— Видишь ли, от меня это не зависело. Здесь, в Мехико, меня зовут Корд. В Штатах же не понимают испанской традиции использования фамилий обоих родителей. И Батистой я стал потому, что эта фамилия стояла последней.
Отодвинувшись к самой дверце, Джонас наблюдал за сыном. Загадочный парень. Прожитое не оставило на нем следа, и он смотрел на дорогу и идущие рядом автомобили с невинностью юноши, делающего первые шаги в этом мире. Джонас искал отметины, оставленные войной, ранами, и не находил. Он искал проявления любопытства, может даже негодования, которое незаконнорожденный сын мог испытывать к своему отцу, бросившему мать, но и здесь его поиски не приносили результата.