Властимир
Шрифт:
— Мой дом в другом конце улицы, — объяснил новгородец, обернувшись к гостям, — а кузнец тот в середине улицы дом срубил, у старого пепелища.
Услышав про это, Буян вздрогнул. Наверняка это старое пепелище от его дома.
Страшная догадка подтвердилась, когда они дошли до этого места. Гусляр даже вскрикнул, остановившись, — на месте его дома стояла только полуразрушенная печь и сильно разросшийся бурьян.
Властимир догадался, что это был за дом, и крепко взял друга под локоть, потянув его прочь. Но мужик,
— А чего это ты, добрый молодец, так на пепелище уставился? — обратился он к Буяну. — Иль чем знакомо тебе это место?
— Да так, — замялся Буян. — Просто подумалось, что тяжело смотреть на это. Был дом… Семья моя на пожаре погибла. Тоже Змеево злодейство?
— Нет, не Змеево. — Мужик тяжело вздохнул. — Здесь в прошлом году жил один парень, тебе ровесник. Знатный гусляр был. Враг его попутал на бунт, он и сгинул вместе со своим отцом. Зарубили его варяги, а дом сожгли.
Буян не стал расспрашивать про мать, про остальную семью, чтоб не выдать себя. Но не успел он сделать и трех шагов, как один из горожан остановил его:
— Погодь немного! Я, кажись, тебя признал!
Буян остановился как вкопанный. Новгородец протолкался сквозь толпу и подошел к нему вплотную.
— Где-то я тебя видел, — молвил он громко. — Ты не жил здесь ранее?
Следивший за красой своей, как девушка, Буян от души порадовался, что не успел еще отмыться после пожара. Лицо его и волосы были в золе и пепле, сразу разглядеть черты было невозможно, и он покачал головой:
— Обознался, человече! Не новгородец я. Бывал однажды в прошлом году, — и сказал первое, что пришло в голову: — Знахарь я из Ростока. Боримиром звать. Только и там давно я не бывал, с тех пор как родные мои сгорели четыре года назад.
Что в те поры в Ростоке случился большой пожар, Буян знал точно. Но он не успел ничего прибавить, как из задних рядов его окликнули:
— А ты точно знахарь?
— Точно, — отозвался Буян. — А что тебе в том за дело?
— Дочь у меня помирает, — объяснил горожанин. — Уж кого я только не просил! Никто помочь не может. Полгода уж чахнет. Ты б посмотрел ее, что ли, добрый человек! А я уж тебя уважу…
— Да помолчи ты, Верила, — остановили его. — Люди устали, а ты со своей дочкой. До утра подождать не можешь?
— Мы зайдем утром, зайдем, — быстро сказал Буян. — Я правда устал сегодня. Скажи, где живешь-то?
— А зачем? — молвил Верила — Я сам за вами завтра приду и провожу до дому!
Верила проводил их до избы, где они решили переночевать.
ГЛАВА 7
Всю ночь Буян ворочался на постели, раздумывая, что же перевесит — их победа над Змеем или то, что для новгородских варягов он остался преступником? Что бы ни случилось, он уж как-нибудь выкрутится!
Верила зашел утром и терпеливо дожидался, пока гости
— Добрый день тебе, свет Боримирушко. За тобою я! Не пора ль идти?
Буян встал и сказал князю:
— Отказать не могу — обещался. Идешь со мною? — Иду. — Властимир тоже поднялся с лавки.
— А ты куда, господин наш? — всполошился хозяин дома.
— Да так… Подсобить, ежели что, — ответил Властимир. — Потом сразу к кузнецу отправимся. Чего время зря терять?
Буян в знак благодарности прижал руку к сердцу и поклонился — он понял, что князь защитит его, если что случится.
В сенях Властимир придержал друга за локоть.
— А ты правда людей исцелять можешь? — шепнул он по-раженно. — Вот уж не думал, не гадал!
— А как тебя исцелял, забыл, что ли? — так же тихо отозвался Буян. — К тому же я Верилу хорошо знаю и дочку его. Коли не ошибаюсь, то уже сейчас могу сказать, чем она больна. Придумать бы теперь, как ее вылечить…
Властимир только подозрительно покосился на друга — порой Буян действовал отчаянно и не боялся ничего.
До самого Верилиного дома, что оказался недалеко от злосчастного пожарища, гусляр хранил сосредоточенное молчание. Их провожало несколько человек и вездесущие мальчишки. Князь приметил, что тот человек, что вчера спрашивал Буяна, откуда тот родом, и на сей раз держался поближе к ним. Гости отмыли с лиц сажу, и теперь красавца гусляра можно было признать за версту.
Верила проводил гостей в горницу на втором этаже добротного рубленого дома с крытым подворьем. Не спрашивая, что где находится, Буян сразу направился в девичью светелку, где лежала хворая дочка Верилы.
Вместе с гусляром в комнату вошла ее мать. Увидев чужого, девушка приподнялась на подушках, которыми ее обложили. На лице ее, худом и бледном, отразилось изумление. Она готова была назвать Буяна по имени, но тот приложил палец к губам и спросил у ее матери:
— И давно она не встает?
— А с весны, почитай, — ответила женщина. — На Семик слегла. И что с нею такое?
Буян деловито кивнул матери и подошел к постели девушки. Все прочие домашние и несколько Любопытных остались в дверях. Их с трудом выпроводили, и у постели больной остались только родные.
Девушка не сводила глаз с Буяна — на ее щеки даже вернулся румянец. Гусляр для вида ощупал ей руки и плечи, оттянул нижнее веко и спросил у девушки:
— Вижу я, тайная думка есть у тебя, девица? Не хочешь ли ею со мной поделиться?
Девушка густо покраснела и отвела взор.
— Это не для всяких ушей? — продолжал Буян.
Девушка кивнула.
И тогда Буян наклонился к самому ее уху и шепнул:
— Милый бросил?
Девушка вздрогнула всем телом, точно птица, и оглянулась на гусляра.