Властимир
Шрифт:
— Это значит, что мне идти, а тебе оставаться.
— Но мы не можем порознь! Вспомни — всякий раз, как мы разлучаемся, что-нибудь непременно случается: то угры нас поодиночке чуть не убили, то птица Сирин, а потом и Сур-Топаз… Совсем недавно Лихо в Купалину ночь… Не должны мы быть порознь — иначе погибнем без славы!
Он пробовал утопить свой жребий, но тот упрямо всплывал, словно его толкали снизу.
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Буян. — Он же тяжелее любого!
— Знать, доля твоя такая — остаться жить. А мне…
Буян схватил его за локоть:
— Не можем мы так все оставить.
— Где? По всей реке шарить будешь?
— Нет, свой кому-нибудь отдам.
Буян выхватил не оправдавший надежд жребий из воды и только успел оглянуться, ища кого-нибудь, как к ним, заметив, что они слишком долго беседуют, с берега спрыгнул хазарин.
— Что там? — спросил он, указывая концом плети.
— Жребий, — быстро ответил Властимир. — Чей?
— Не знаю, — сказал Буян. — Чужой какой-то. Я свой ищу!
— Покажи.
Гусляр разжал ладонь.
— Что, утонул? — спросил хазарин.
— Да, — ответил Буян. — Мой на дне, а этот… Эй, чей жребий? — закричал он во весь голос.
Хазарин несильно вытянул его плетью.
— Врешь, — оскалился чужак. — Не бывало еще такого, чтоб человек ради другого от доли своей отказался. Из вас двоих жребий у тебя, значит, ты, — он ткнул концом плети во Властимира, — едешь с нами… — И добавил, угрожающе тряхнув плетью перед носом Буяна: — Ложь! Не лги нам!
Он что-то сказал по-хазарски остальным. Двое присоединились к нему, окружили Властимира и увели. Буян остался стоять по колено в воде, сжимая в кулаке бесполезный кусок свинца, оправленный в дерево. Потом размахнулся и с силой забросил его подальше. Жребий отлетел на десяток саженей, но опять не утонул, а поплыл вниз по течению.
На берегу Буян выяснил, что жребий Беляны тоже утонул. Среди девушек ссор было меньше, но слез и криков больше: у кого-то оставались женихи. Беляна, когда ее вели от реки к остальным избранницам, визжала, рвала на себе волосы, каталась в истерике, падала хазарам в ноги, но те уже углядели ее красоту и молча толкнули к прочим.
Оставшиеся счастливцы бросились к своим семьям и поспешили в город, подальше от реки, где уже поднимался плач матерей, сестер и невест. Буян смешался с толпой, упрямо стараясь спрятать непрошеные слезы. Ему даже не дали проститься с князем, лишив возможности незаметно передать ему оберег. Конечно, резанец все равно не смог бы им правильно воспользоваться, хотя в момент настоящей опасности знаков, подаваемых оберегом, не поймет только мертвец. Но тот хазарин успел рассказать про Буяна остальным, и его все отгоняли, как назойливую муху.
Кругом стоял плач и шум, но Властимир словно ничего не слышал. Он целиком ушел в обдумывание планов и даже не видел, как к нему пытался пробиться Буян. Пленников согнали в два ряда и на всякий случай связали одной веревкой. Она была достаточно длинной, чтобы не мешаться при ходьбе, но она же и не давала им разбредаться, особенно пока им придется идти по перелескам и знакомым местам — хазары знали, что славянин, если захочет, способен раствориться в лесу бесследно, как вода в сухой земле.
Полоняников провожали за ворота их семьи. Когда их Уже выводили из города, Властимир оглянулся на толпу провожающих. Княжеская дружина сдерживала народ, сам князь Мал замер чуть впереди. Он пустым взором следил
Во все стороны раскинулась степь — из края в край только равнина, редкие курганы с древними богами на вершинах, балки, заросшие кустарником, и дороги. Проложенные по звездам, они указывали путь во все стороны света. Однообразие степи нарушают табуны тарпанов, стада туров и сайгаков, что заходят сюда с востока. Порой пробегают дрофы и стрепеты, свистят сурки и суслики, в вышине трепещут крыльями пустельги, высматривают добычу и звенят голоса жаворонков. Степь живет своей жизнью, дышит, любит и ненавидит и меньше всего хочет знать о том, что творится за ее пределами.
По пыльной дороге не спеша с севера на юг движется облако серой куревы. Заметив ее, птицы тревожно взмывают повыше, звери чутко настораживаются и даже суслики стихают.
Караван приближается, и уже можно различить отдельные повозки и всадников.
Повозки, большая часть которых нагружена сундуками и мешками, влекомые быками, движутся гуськом. Чуть впереди едут несколько хазар. Прочие гонят скот, сбив его в один гурт и отделив только лошадей, либо сопровождают полоняников, что бредут по степной дороге. На каждого полоняника приходится по два охранника, и еще несколько носятся вокруг, разведывая местность или от скуки упражняясь в метании аркана на любую цель. Замыкают шествие примерно десяток воинов — время от времени то один, то другой отстает и оглядывается: нет ли погони? Но в степи не видно других людей, кроме тех, которые составляют этот караван.
Он движется почти без остановок. Солнце с чистого, без единого облака неба льет тепло без всякой меры. Третий день стоит удушающая жара, только привычные и не к такому хазары не замечают ее — полоняникам приходится гораздо хуже. Некоторые проклинают жару, и не у всех хватает внимания заметить, что впереди над землей клубятся какие-то облачка — то ли след уходящего табуна, то ли грозовые тучи.
Первые несколько дней, пока попадались островки леса и обросшие зарослями узкие речушки, хазары не спускали глаз с полона — люди составляли половину ценности всего каравана, и потеря даже одного была трудновосполнима. Там, где была возможность укрыться беглецу, любой мог попытаться совершить побег. Поэтому первые дни хазары гнали полон, не жалея никого. Бичи, что то и дело мочились в воде, часто свистели над людьми: мокрая кожа сечет больно, но почти не оставляет следов, которые очень не любили хозяева хазар на телах полоняников. За дневной переход девушки так уставали, что засыпали, порой не дожидаясь ужина.
На четвертый день леса отдалились вместе с последней рекой, и хазары сбавили ход, щадя пленных.
Подложив под голову кулак, Властимир лежал без сна, глядя на звездное небо. Вокруг вповалку спали другие полоняники — слышалось только их тяжелое дыхание и бормота-ние сквозь сон. Спящий лагерь освещало несколько костров, между ними не спеша бродили хазары-сторожа, поглядывая по сторонам, — дня два назад на последнем ночлеге в камышах неподалеку кто-то бродил. Кто это был, разведать не удалось. Никто из полоняников не пропал, но хазары не теряли осторожности.