Властитель слабый и лукавый. Роман в стихах
Шрифт:
Везде хвосты очередей.
Поднялся ропот как ни странно,
Но эта хилая волна
Угасла. Грянула война
В отрогах гор Афганистана,
И сотни цинковых гробов —
Как плётка по гребтам рабов.
XXI.
Позднее,
Пришел Черненко Константин;
Печальный срок его правленья
Промчался, словно день один —
Бессодержательный и скучный,
Тупой, унылый, однозвучный,
Уже готовый в мир иной, —
И марш Шопена над страной.
Как будто в этой скорби марша
Вся скорбь российская слилась.
Как будто жизни нашей грязь,
Безмолвие и рабство наше
Просили их избыть, изжить
И поскорей похоронить.
XXII.
Но тут чекист Андропов Юрий,
Дзержинец твёрдый, как скала,
В развальный хаос внёсся бурей,
Чтоб вновь России удила
Рукой бестрепетною вздёрнуть;
И только клич успел исторгнуть
Про дисциплину и про труд,
Как что-то с ним случилось тут.
И заструились ручеёчки
Опасных слухов, что враги
Посредством пули иль ноги
Андропову отбили почки.
И он не сделал ничего,
И марш Шопена взял его.
XXIII.
Взлёт Михаила Горбачёва
Таким
Как неизбежно жизни слово
Среди безжизненных могил.
Но, начиная перестройку,
Он даже общую попойку
(Хоть дал приказ лозу рубить)
Не смог в стране остановить.
И, сняв запрет цепей цензурных,
Он оказался не готов
Корней коснуться и оков
Коммунистических, структурных.
Так, слово с делом не роднит
То, что в ушах оно звенит.
XXIV.
Бориса Ельцина деянья
Вошли в девятую главу
Эпохи гнусности сказанья.
Как Воланд, въехал он в Москву,
Чтоб ниспровергнуть ад советский.
Но то, что хваткой молодецкой
Враг коммунизма разрушал,
Коварный век воссоздавал
Подобием другого ада —
Коррупцию, за власть грызню,
Раздел богатства, и Чечню,
И всё такое – до упада.
Одна невыплата зарплат,
Скажите, чем не новый ад?
XXV.
Не отрицая роль героя,
Его энергию и труд,
Мы знаем, что основы строя
Века былые создают.
Иван Ильин, философ русский,
Наш кругозор подправил узкий,
Он доказал, что коммунизм
Не кто-то, а людская жизнь
В своём движенье породила.
Конец ознакомительного фрагмента.