Влияние морской силы на историю 1660-1783
Шрифт:
Переговоры продолжались. Бургомистры - партия, представлявшая капитал и торговлю - побуждали к подчинению требованиям противника; они боялись за свое имущество и за торговлю. Были сделаны новые уступки, но пока посланные еще находились в лагере Людовика XIV, народ и Оранская партия восстали, а с ними поднялся и дух сопротивления. 25-го июня Амстердам открыл плотины, и его примеру последовали другие города Голландии; это повлекло за собою неизмеримые потери, но зато наводненные города и деревни, стоя теперь как на островах, были безопасны в этом потопе от сухопутных атак до замерзания вод. Революция продолжалась. Вильгельм Оранский, впоследствии Вильгельм III Английский, был провозглашен 8-го июля штатгальтером и главою армии и флота, и оба де Витта, главы республиканской партии, были умерщвлены чернью несколько недель спустя.
Сопротивление, порожденное народным энтузиазмом и патриотизмом, усилилось еще вследствие чрезмерных требований Людовика XIV. Сделалось ясным, что Соединенные Провинции должны или победить, или погибнуть. Между тем и в других государствах Европы пробудилось, наконец, сознание опасности успехов Франции. Император
В 1673 году состоялись три морские сражения, все близ берегов Соединенных Провинций, первые два - июня 7-го и июня 14-го, близ Шоневельдта (Schoneveldt), от которого они и получили свое имя, и третье, известное под именем Тексельского сражения,- 21-го августа. Во всех трех Рейтер атаковал, сам выбирая для этого время, и отступал, когда ему это было выгодно, под защиту берегов. Союзникам, для того, чтобы достигнуть своих целей и сделать какую-нибудь диверсию на морской берег или, с другой стороны, чтобы поколебать морские ресурсы стесненных Провинций, было необходимо сначала успешно покончить с флотом де Рейтера. Великий адмирал и его правительство сознавали это и приняли решение, что "флот должен расположиться в Шоневельдтском проходе или немного южнее к Остенде, для наблюдения за неприятелем, и, в случае нападения последнего или попыток его высадить десант на берега Соединенных Провинций, оказать жестокое сопротивление, противодействуя его планам и уничтожая корабли"{50}. На этой позиции, при хороших разведочных судах, всякое движение союзников могло быть своевременно известно.
Английский и французский флоты вышли в море около 1-го июня, под командою принца Руперта, двоюродного брата короля, так как герцог Йоркский был вынужден сложить с себя обязанность главнокомандующего, вследствие издания акта (Test Act), которым запрещалось лицам римско-католического исповедания занимать какие бы то ни было общественные должности. Французским флотом командовал вице-адмирал д'Эстре - тот самый, который командовал им и в битве при Солебэе. В случае поражения де Рейтера, в Ярмуте готовы были сесть на суда шесть тысяч английских солдат. 7-го июня увидали голландский флот, державшийся близ Шоневельдских банок. Для вызова его к бою была послана отдельная эскадра; но Рейтер не нуждался в приглашении; ветер благоприятствовал ему, и он последовал за отделенной эскадрой с такой стремительностью, что атаковал ее прежде, чем линия союзников была построена надлежащим образом. В этом случае французы занимали центр. Дело окончилось нерешительно - если так можно выразиться о сражении, в котором слабейшая сила атакует сильнейшую, причиняет ей потери, равные понесенным ею самою, препятствует достижению главной ее цели. Неделю спустя Рейтер снова атаковал противника, и сражение это, хотя само по себе также нерешительное, заставило союзный флот возвратиться к английскому берегу для починок и пополнения припасов. Голландцы в этих сражениях имели пятьдесят пять линейных кораблей, союзники - восемьдесят один, из которых пятьдесят четыре были английскими.
Союзные флоты вышли в море только в конце июля, и на этот раз на судах их были отряды войск, предназначенные для высадки. 20-го августа усмотрен был голландский флот на ходу между островом Тексель и Маасом. Руперт немедленно приготовился к бою, но так как северо-западный ветер давал союзникам наветренное положение, а с ним и выбор метода атаки, то Рейтер, воспользовавшись знанием местности, придержался так близко к берегу, что неприятель не осмелился последовать за ним, - тем более, что время дня было уже позднее. В течение ночи ветер переменился, задув с берега от ост-зюйд-оста, и с рассветом, говоря словами официального французского отчета, "голландский флот поставил все паруса и смело ринулся в бой".
Союзный флот был под ветром, на левом галсе, держа почти к югу французы в авангарде, Руперт в центре и сэр Эдвард Спрагге (Spragge) командующим в арьергарде. Де Рейтер разделил свой флот на три эскадры, переднюю из которых, только из десяти или двенадцати кораблей, послал против французов, тогда как с остальными своими силами атаковал англичан в центре и арьергарде (План IV, А, А', А"). У последних, по английским источникам, было шестьдесят кораблей, у французов - тридцать, а у голландцев - семьдесят; и если принять эти данные, то план атаки Рейтера, согласно которому французская эскадра только отвлекалась от возможности прийти на помощь союзникам, как и при Солебэе, дал голландцам возможность сражаться с англичанами на равных условиях. Сражение прошло через нисколько определенных фаз, за которыми поучительно проследить. Де Мартель, командовавший авангардом французов и, следовательно, передним отрядом (субдивизией) союзников, получил приказание выйти вперед, повернуть на другой галс и затем пройти на ветер авангарда голландцев, чтобы поставить его таким образом между двух огней. Так он и сделал (В); но Банкерт - тот самый, который так разумно маневрировал при Солебэе год назад - увидев опасность, положил руль на ветер и прорезал линию остальных двадцати кораблей эскадры д'Эстре со своими двенадцатью (С) - маневр, столько же делающий честь ему, сколько не делающий чести французам - и затем, повернув через фордевинд, снова соединился с де Рейтером, который горячо сражался с Рупертом (С1). Д'Эстре не преследовал его, допустив
Руперт, в течение боя с де Рейтером, старался постоянно держаться мористее, с целью отвлечь голландцев дальше от их берегов, чтобы, в случае перемены ветра, они не были в состоянии снова отступить под защиту последних. Де Рейтер следовал за ним, и явившееся следствием этого отделение центра от авангарда (В, В') было одною из причин, которыми д'Эстре оправдывал свое замедление. Однако то же обстоятельство не помешало Банкерту соединиться со своим начальником.
В арьергарде странное поведение сэра Эдварда Спрагге увеличило смущение в союзном флоте. По некоторым причинам этот офицер считал Тромпа, который командовал голландским арьергардом, своим личным врагом, и для того, чтобы облегчить ему вступление в бой, он, в ожидании его, лег в дрейф со всем английским арьергардом. Этот неуместный маневр был связан для Спрагге с вопросом чести, так как, кажется, возник из обещания, которое он дал королю, привезти Тромпа живым или мертвым или же потерять свою жизнь. Остановка, напоминающая бестолковое и недисциплинированное поведение голландских младших флагманов в предшествовавшую войну, конечно, отделила арьергард (Л", В", С"), который при этом начал быстро дрейфовать под ветер, пока Спрагге и Тромп завязали между собою горячую частную схватку по своим личным счетам. Эти два адмирала прямо искали друг друга и сражались между собою так ожесточенно, что Спрагге должен был дважды переносить свой флаг на другие корабли; при второй пересадке шлюпка, на которую он сел, была потоплена попавшим в нее ядром, и он сам утонул.
Руперт, покинутый таким образом своим авангардом и арьергардом, оказался один со своей эскадрой против Рейтера (В'). Последний, усиленный своим авангардом, имел еще затем ловкость отрезать задний отряд союзного центра и окружил остальные двадцать кораблей его тридцатью или сорока своими (С1). Не к чести артиллерии той эпохи следует отнести факт, что результаты сражения были незначительны; но не следует также забывать, что все, что могло сделать искусство Рейтера - это обеспечить, за исключением только весьма короткого промежутка времени, бой с противником на равных условиях и не могло вполне вознаградить меньшей численности его флота. В общем потери голландцев и англичан были велики и, вероятно, приблизительно равны.
Наконец Руперт освободился из своего критического положения и, видя, что английский арьергард (С") не отвечает надлежащим образом своему непосредственному противнику, спустился к нему; Рейтер последовал за ним. Оба враждебных центра шли теперь параллельными курсами и на расстоянии пушечного выстрела, но, по взаимному соглашению, вызванному, может быть, почти полным израсходованием боевых припасов, воздерживаясь от огня. В четыре часа пополудни центр и арьергард соединились, и к пяти часам началось новое сражение, продолжавшееся до семи, когда Рейтер отступил, вероятно, вследствие приближения французов, которые, по их собственным описаниям, присоединились к Руперту около этого времени. Так окончилось это сражение. Подобно всем предшествовавшим ему сражениям в этой войне, оно может назваться нерешительным, но следующее суждение о нем английского историка должно считаться несомненно правильным: "Выгоды, извлеченные голландцами из этого сражения через благоразумие их адмирала, были чрезвычайно велики и они открыли их порты, доступ в которые до тех пор был совсем прегражден, и положили конец всем тревогам, сделав вторжение неприятеля невозможным"{51}.
Характерные черты сражения достаточно выяснены в вышеприведенном описании: искусство де Рейтера, твердость и быстрота действий Банкерта, обнаружившиеся в задержке французской дивизии, а затем в прохождении через нее; видимая недобросовестность или, в лучшем случае, неумелость французов; недисциплинированность и бестолковость Спрагге как военачальника, и наконец, кажущееся отсутствие у Руперта всех требующихся от главнокомандующего качеств, кроме упорства в бою. Союзники предались горячим взаимным пререканиям. Руперт порицал и д'Эстре и Спрагге; д'Эстре находил, что Руперт виноват, увалйвшись под ветер; а помощник д'Эстре, Мартел, прямо назвал своего начальника трусом - в письме, за которое был заключен в Бастилию. Французский король приказал сделать исследование командиру порта в Бресте, на отчете которого и основано, главным образом, данное выше описание и который оставляет мало сомнения в бесчестии французского оружия в этом сражении. "Д'Эстре дал понять,- говорит французский морской историк Труд, - что король желал беречь свой флот и выразил убеждение, что на англичан нельзя полагаться. Был ли он неправ, не доверяя искренности английского союза, когда получал со всех сторон предостережения, что народ и дворянство роптали против этого союза, единственным сторонником которого был, может быть Карл II?" Может быть, нет; но он был, наверное, не прав, если желал, чтобы какой-либо офицер или военный отряд играл двусмысленную роль, какая приписывается французскому адмиралу в этот день; потеря флота была меньшим бедствием, чем такое поведение его начальника. Так явна была для очевидцев недобросовестность или трусость (а последнее предположение недопустимо) французов, что один из голландских моряков, в беседе с товарищем о том, почему французский флот не спускается, сказал: "Как вы наивны! они наняли английский флот сражаться за себя и полагают, что все их дело заключается в наблюдении за тем, заслуживает ли тот условленной платы". Более обдуманное и значительное суждение высказано Брестским командиром, так заканчивающим вышеупомянутый отчет свой: "Кажется, что во всех этих морских сражениях Рейтер никогда не заботился о том, чтобы атаковать французскую эскадру, и что в этом последнем бою он отделил десять кораблей Зеландской эскадры для того только, чтобы отвлечь французов"{52}. Не требуется более сильного свидетельства о мнении Рейтера относительно неумелости или недобросовестности этого контингента союзных сил.