Влияние морской силы на историю 1660-1783
Шрифт:
Возвращаясь к вопросу о брандерах и миноносцах, заметим, что часто говорят, будто последние будут играть главную роль в тех свалках (melees), которые непременно должны следовать после пары стремительных прохождений враждебных флотов один мимо другого. В дыму и смятении этого часа и открывается поприще для миноносцев. Это, конечно, кажется вероятным, и миноносец обладает такою способностью движения, какой не имел брандер. Однако свалка двух флотов не представляла самых благоприятных условий для брандера. Я приведу здесь выдержку из труда другого французского офицера, разбор англо-голландских морских сражений которого, в одном из периодических изданий отличается особенной ясностью и поучительностью. Он говорит: "Правильность и ensemble, установившиеся недавно в движениях эскадр, не только не помешали прямым действиям брандера, роль которого была сведена совсем или почти к нулю в беспорядочных сражениях войны 1652 года, но скорее благоприятствовала им. Брандеры играли весьма важную роль в сражениях при Лоустофте, в Па-де-Кале и при Норд-форланде. Благодаря хорошему порядку, сохранявшемуся линейными кораблями, эти зажигательные суда могли, в самом деле, лучше защищаться артиллерией упомянутых кораблей и направляться гораздо более действительно, чем прежде, к ясной и определенной цели"{21}.
Посреди хаотических свалок 1652 года брандер "действовал, так сказать, один, ища случая сцепиться с неприятелем, подвергаясь риску ошибки, беззащитный против орудий неприятеля, почти уверенный, что или будет потоплен им, или сгорит бесполезно. Теперь, в 1665 году, все изменилось. Его добыча обозначилась ясно; он знает ее и легко преследует ее в относительно постоянной позиции,
В этом рассуждении автор имеет в виду ту характерную особенность войны 1665 года, которая, помогая действию брандера, в то же время дает последней особенный интерес в истории морской тактики. В ней практикуется впервые тесно сомкнутая линия баталии (close haulend line of battle), неоспоримо принятая как боевой строй флотов. Довольно понятно, что при достижении этими флотами численности от восьмидесяти до ста кораблей, как то часто имело место, такие линии страдали большим несовершенством и по ломанное -ти их, и по неправильности промежутков между судами; но общая цель построения очевидна при всех несовершенствах его исполнения. Обыкновенно честь улучшения этого строя приписывают герцогу Йоркскому (впоследствии Яков II), но вопрос о том, кому обязано его усовершенствование, имеет мало значения для морских офицеров нашего времени, по сравнению с тем поучительным фактом, что прошло так много времени между появлением большего парусного корабля с его бортовой батареей и систематическим принятием строя, который был наилучшим образом приспособлен для развития полной силы флота при взаимной поддержке кораблей его. Для нас, имеющих в руках все элементы задачи, вместе с окончательно достигнутым результатом, этот последний кажется довольно простым, почти очевидным. Почему же достижение его потребовало так много времени от способных людей той эпохи? Причина - и в этом и заключается урок для офицеров нашего времени - была несомненно та же, вследствие которой остается неизвестным надлежащий боевой строй теперь - дело в том, что нужды войны не требовали от моряков тщательно обдуманного решения по этому предмету до тех пор, пока Голландия не встретила, наконец, в Англии равносильного себе соперника на море. Логика, принятая в линии баталии для боевого строя, ясна и проста, и хотя она достаточно знакома морякам, тем не менее не лишним будет привести здесь выдержку из цитированного уже выше автора, так как его рассуждения отличаются изяществом и точностью, всецело французскими: "С увеличением силы военного корабля и с усовершенствованием его мореходных и боевых качеств проявился и равносильный успех в искусстве пользования ими... По мере того, как морские эволюции делаются более искусными, их важность растет день ото дня. Этим эволюциям нужна была база, пункт, от которого они могли бы отправляться и к которому могли бы возвращаться. Флот военных кораблей должен быть всегда готов встретить неприятеля логично поэтому, чтобы такой базой для морских эволюции был боевой строй. Далее, с упразднением галер, почти вся артиллерия переместилась на борта корабля, почему и возникла необходимость держать корабль всегда в таком положении, чтобы неприятель был у него на траверзе. С другой стороны, необходимо, чтобы ни один корабль своего флота не мог помешать стрельбе по неприятельским судам. Только один строй позволяет удовлетворить вполне этим требованиям, это - строй кильватера. Последний, поэтому, избран, как единственный боевой строй, а следовательно и как базис для всей тактики флота. В то же время осознали, что для того, чтобы боевой строй, эта длинная тонкая линия орудий, не мог быть поврежден или разорван в слабейшем его пункте, необходимо вводить в него только суда если не равной силы, то, по крайней мере, с одинаково сильными бортами. Логически вытекает отсюда, что одновременно с тем, как кильватерная колонна делается окончательно боевым строем, устанавливается различие между линейными кораблями, которые одни только предназначены для него, и более мелкими судами для других целей".
Если к изложенному мы прибавим соображения, которые приводят к тому, чтобы линия баталии была тесно стянутой линией, то задача явится вполне разработанной. Но цепь рассуждений была и двести пятьдесят лет назад так же ясна, как она ясна теперь, почему же она не приводила, практически, к выводу так долго? Частью, без сомнения, потому, что тогда старые традиции,традиции галерных сражений,- держались еще прочно и мешали правильному взгляду на новый порядок вещей, главным же образом потому, что люди вообще беспечно относятся к выяснению современного им положения и к принятию соответствующего этому положению образа действий. Нижеследующие строки, написанные адмиралом французского флота Лабруссом (Labrousse) в 1840 году, в высшей степени поучительны, как редкий пример прозорливости, распознавшей своевременно фундаментальную перемену в условиях и предсказавшей -результаты ее: "Благодаря пару,- писал он,- суда будут способны двигаться во всех направлениях с такою скоростью, что последствия столкновения могут, и даже должны, как это было прежде, занять место метательного оружия и уничтожить расчеты искусно маневрирующего. Таран будет благоприятствовать скорости без нарушения мореходных качеств корабля. Как только одна какая-нибудь держава примет это ужасное оружие, должны будут принять его и все другие державы,- под страхом, что в противном случае суда их окажутся несомненно слабее неприятельских, и таким образом сражение обратится в борьбу тарана против тарана". Хотя и воздерживаясь от безусловного приписывания тарану значения главного боевого оружия в наше время, а такое значение приписывается ему теперь во французском флоте, - мы все-таки полагаем, что вышеприведенная короткая выдержка может служить примером того пути, по какому должны идти исследования о боевом строе будущего. Французский писатель, комментирующий статью Лабрусса, говорит: "Для наших отцов едва достаточны были двадцать семь лет, протекшие с 1638 года времени постройки Courronne - до 1665 года, для того, чтобы перейти от тактического строя фронта - строя галерного флота - к строю кильватерной колонны. Нам самим понадобилось двадцать девять лет с 1830 года, когда в нашем флоте появилось первое паровое судно, до 1859 года, когда принятие принципа таранного боя было закреплено закладкой Solferino и Magenta, для преобразований в противоположном направлении; настолько справедливо, что истина всегда медленно выходит на свет... Это преобразование совершилось не скоро, не только потому, что потребовалось время для постройки и вооружения флота нового материального состава, но больше всего - о чем грустно сказать - потому, что необходимые последствия новой движущей силы были большинством упущены из виду"{23}.
Мы переходим теперь к справедливо прославленному Четырехдневному сражению в июне месяце 1666 года, которое требует особенного внимания не только по причине большого числа
Со стороны англичан сражалось около восьмидесяти кораблей, а со стороны голландцев - около ста, но это неравенство в числе в значительной мере уравновешивалось большей величиной многих из английских судов. Непосредственно перед сражением английское правительство сделало большую стратегическую ошибку: король получил извещение, что французская эскадра была на пути из Атлантики для соединения с голландцами. Он тотчас же разделил свой флот, послав двадцать кораблей, под начальством принца Руперта, к западу, для встречи французов, а остальная часть флота, под командой Монка, должна была идти к востоку, навстречу голландцам.
Положение, подобное тому, в каком находился английский флот, которому угрожало нападение с двух сторон, представляет одно из сильнейших искушений для командующего. Оно вызывает со стороны последнего весьма сильное побуждение встретить обоих противников и, следовательно, разделить свои силы, как сделал это Карл, но уступка такому побуждению, за исключением случая подавляющего превосходства над силами неприятеля,- ошибка, дающая врагу возможность разбить флот по частям, что, как мы сейчас увидим, в действительности и имело место в рассматриваемом случае. Результат сражения в первые два дня был бедственным для большей дивизии английского флота, которою командовал Монк, и она была тогда вынуждена отступить назад к Руперту, и вероятно, только счастливое возвращение последнего спасло английский флот от весьма серьезных потерь или, по крайней мере, от опасности быть запертым в его собственных портах. Сто сорок лет спустя, в возбужденной стратегической игре, происходившей в Бискайской бухте перед Трафальгарской битвой, английский адмирал Корнваллис сделал совершенно такую же ошибку, разделив свой флот на две равные части дистанцией, которая исключала возможность взаимной поддержки и которую Наполеон характеризовал, как блестящий пример глупости... Урок, одинаково поучительный для всех веков.
Голландцы отплыли к английскому берегу с попутным восточным ветром, который, однако, переменился затем на юго-западный, нагнал туман и засвежел, так что де Рейтер, боясь быть отнесенным слишком далеко к северу, встал на якорь между Дюнкерком и Даунсом{26}. Флот его лег тогда на NNO, причем авангард был с правой стороны, а Тромп, который командовал арьергардом, - с левой. Этот последний занимал самое наветренное положение, центр эскадры, под командой де Рейтера, был под ветром у него и, наконец, авангард был под ветром у центра{27}. Таково было положение голландского флота на рассвете 11-го июня 1666 г., и по тону вышеупомянутых описаний можно думать, что он не был в хорошем порядке, хотя прямо об этом и не говорится.
В то же утро Монк, также бывший до того на якоре, увидал голландский флот под ветром и, хотя так сильно уступая ему в численности, решился сейчас же атаковать его в надежде, что при сохранении преимущества в ветре, он может продолжать бой, только пока это будет выгодно для него. Он поэтому лег на правый галс вдоль линии неприятеля, оставив правое крыло и центр его вне пушечного выстрела, и пришел на траверз левой эскадры Тромпа. Тридцать пять кораблей Монка держались соединенно, но арьергард растянулся и отстал, как это естественно должно случаться с длинными колоннами. С этими тридцатью пятью кораблями Монк, положив руль на ветер, спустился на Тромпа, эскадра которого обрубила якорные канаты и легла на тот же галс (V'), обе сражающиеся линии шли таким образом к французскому берегу, и ветер так кренил суда, что англичане не могли пользоваться орудиями своего нижнего дека (фиг. 2, V"). Центр и арьергард голландского флота также обрубили канаты и последовали движениям Тромпа, но, будучи слишком далеко под ветром, они в течение некоторого времени не могли вступить в бой. Именно в это время один большой голландский корабль, отделившийся от своего флота, был зажжен и сгорел - без сомнения, корабль, на котором находился граф де Гиш.
Приблизившись к Дюнкерку, суда английского флота повернули на другой галс, вероятно все вдруг, потому что, при приведении к весту, бывшие сначала в авангарде суда его свалились с голландскими центром, которым командовал сам де Рейтер (фиг. 2, С"), и были сильно повреждены при этом. Это обстоятельство естественнее могло бы случиться с арьергардом, а потому оно показывает что одновременность маневра судов изменила порядок их. Сражавшиеся корабли естественно увалились под ветер, что дало де Рейтеру возможность соединиться с Тромпом. Два английские флагманские корабля были выведены из строя и отрезаны, один из них, Swiftsure, спустил флаг после того, как был убит адмирал - молодой человек только двадцати семи лет. "Заслуживает высокого удивления, - говорит современный писатель, решимость вице-адмирала Беркли (Berkeley), который,- несмотря на то, что был отрезан от линии и окружен врагами, что большое число его людей были убиты, что его корабль был лишен возможности управляться и был абордирован со всех сторон, - все-таки продолжал сражаться почти один, убил нескольких человек собственными руками и не сдавался ни на какие условия, пока, наконец, будучи поражен в горло мушкетной пулей, он не удалился в каюту капитана, где был найден мертвым, распростертым на столе и почти залитым собственной своей кровью". Совершенно столь же доблестно, но более счастливо по своему исходу, было поведение другого английского адмирала, отрезанного таким же образом, и подробности его борьбы, хотя и не поучительные в каком-либо другом отношении, заслуживают описания их здесь словами очевидца, как дающая превосходную картину жарких схваток тех дней и оживляющая несколько сухие детали. "Будучи весьма скоро лишен возможности управляться, он был настигнут одним из неприятельских брандеров, сцепившимся с ним с правого борта, однако он был спасен почти невероятными усилиями лейтенанта, который, отцепив крючья (grappling-irons) брандера посреди огня, спрыгнул назад на палубу корабля невредимым. Голландцы, настаивая на уничтожении этого несчастного корабля, послали второй брандер, который сцепился с ним с левого борта и с большим успехом, чем первый, ибо паруса мгновенно загорелись и экипаж был объят такой паникой, что почти пятьдесят человек его бросились за борт. Адмирал сэр Джон Гарман (John Harman), видя такое смятение, вбежал со шпагой наголо в толпу оставшихся и угрожал немедленной смертью первому, кто попытается покинуть корабль или кто не употребит всех усилий для потушения огня. Экипаж возвратился тогда к своим обязанностям и потушил огонь, но все-таки такелаж успел обгореть настолько, что одна из марса-реи упала и сломала адмиралу ногу. Посреди скопления этих несчастий третий брандер приготовился сцепиться с кораблем, но был потоплен снарядами орудий прежде, чем успел достигнуть какого-нибудь результата. Голландский вице-адмирал Эвертцен (Evertzen) подошел к нему и предложил сдаться, но сэр Джон отвечал: "Нет-нет, до этого еще не дошло",и дал по противнику залп, которым, между прочим, был убит командир голландского судна, после этого другие противники удалились"{28}.