Влияние морской силы на историю 1660-1783

Мэхэн Альфред Тайер

В отсутствие французского флота, зимой 1778/1779 года, англичане, господствуя на море при посредстве нескольких своих кораблей, не ушедших в Вест-Индию, решились перенести театр континентальной войны в южные штаты, где они ожидали найти много лойялистов. Экспедиция была направлена против Джорджии и имела такой успех, что Саванна попала в руки англичан в самом конце 1778 года. Скоро за тем был покорен и весь штат. Операции распространились оттуда в Южную Каролину, но не привели ко взятию Чарльстона.

Извещение об этих событиях было послано д'Эстьену в Вест-Индию, при чем настоятельно указывалось на опасность, угрожавшую обеим Каролинам, и на ропот народа против французов, которые обвинялись в том, что покинули своих союзников, не оказав им никакой услуги, но, напротив, воспользовавшись сами участливой помощью бостонцев в деле починки своего поврежденного флота. Чувствовался правдивый укор в этом сетовании на недостаточную помощь со стороны французов, который и побудил д'Эстьена пренебречь уже дошедшим до него приказанием возвратиться сейчас же в Европу с некоторыми кораблями. Вместо того, чтобы послушаться приказания, он отплыл к берегу Америки с двадцатью двумя линейными кораблями, имея в виду две цели — выручку южных штатов и нападение на Нью-Йорк совокупно с армией Вашингтона.

Прибыв к берегу Джорджии 1-го сентября, д'Эстьен застиг англичан совершенно

врасплох; но роковой недостаток быстроты действий, который и ранее характеризовал командование этого весьма отважного человека, опять помешал ему докончить дело, начатое так удачно. Замешкавшись сначала перед Саванной, он пропустил много драгоценных дней, в течение которых условия изменились, и приближение неблагоприятного для мореходства времени года побудило его, столь медлительного сначала, к слишком поспешной атаке Саванны. Здесь он выказал свою обычную храбрость, сражаясь во главе колонны, как сделал это и американский генерал; но результатом было кровавое поражение союзников. Осада была снята, и д'Эстьен отплыл сейчас же во Францию, не только отказавшись от своего проекта нападения на Нью-Йорк, но и покинув южные штаты на произвол неприятеля. Значение для американцев этой помощи большой морской силы Франции — таким образом, раздразнившей надежды их только для того, чтобы быть отозванной назад, — ясно из действий англичан, которые покинули Ньюпорт в крайней поспешности, когда узнали о присутствии французского флота. Уход их отсюда был решен уже ранее, но прибытие д'Эстьена побудило их к настоящему бегству.

После отплытия из Америки д'Эстьена, или, что то же, всего французского флота, так как корабли, не ушедшие назад во Францию, возвратились в Вест-Индию, англичане возобновили прекратившиеся было нападения на Соединенные Штаты.

Флот и армия вышли из Нью-Йорка в Георгию в последние недели 1779 года и, собравшись в Тибее (Tybee), двинулись на Чарльстон через Эдисто (Edisto). Бессилие американцев на море не позволило им помешать этим движениям, если не считать одиночных действий крейсеров, которые подобрали несколько отсталых транспортов, дав еще один урок маловажности результатов крейсерской войны самой по себе.

Осада Чарльстона началась в конце марта, причем английские корабли скоро прошли через бар и мимо форта Моультри (Moultry) без значительных повреждений и встали на якорь в расстоянии пушечного выстрела от него. Форт Моультри был скоро и легко взят при посредстве береговых апрошей, и сам город сдался 12-го мая, после сорокадневной осады. Весь штат был тогда быстро занят войсками и приведен к подчинению.

К остаткам бывшего флота д'Эстьена присоединилось подкрепление из Франции, под начальством графа де Гишена (Comte de Guichen), который принял главное командование в Вест-Индских морях 22-го марта 1780 года. На следующий день он отплыл к острову Санта-Лючия, надеясь застичь его неподготовленным к отпору нападения, но суровый, закаленный в боях старый адмирал традиционного английского типа, сэр Гайд Паркер (Hyde Parker), так расположил там на якорях свои шестнадцать кораблей, что Гишен не захотел атаковать их со своими двадцатью двумя. Благоприятный случай, если только он и был тут, не повторился для него. Де Гишен, возвратившись к Мартинике, встал там на якорь 27-го, и в тот же самый день с Паркером соединился новый английский главнокомандующий, Родней.

Этому адмиралу, впоследствии знаменитому, но тогда еще только выдающемуся, было шестьдесят два года отроду, когда он принял то командование английскими морскими силами, в котором ему суждено было приобрести бессмертную славу. При замечательном мужестве и искусстве в своей профессии, он отличался несдержанностью, чтобы не сказать нравственной распущенностью, и в то время, как война началась, он, из-за денежных затруднений, жил в изгнании из отечества, во Франции. Хвастовство его тем, что он мог бы справиться с французским флотом, если бы обстоятельства позволили ему возвратиться в Англию, подстрекнуло одного французского дворянина, слышавшего это, принять на себя его долги, — из побуждений, в которых чувства рыцарства и оскорбленного национального самолюбия играли, вероятно, одинаковую роль. По возвращении на родину Родней получил командование флотом в двадцать линейных кораблей и отплыл с ним в январе 1780 года на выручку Гибралтара, тогда выдерживавшего серьезную осаду. Близ Кадикса, сопутствуемый своим обычным счастьем, вошедшим в поговорку, он встретился с испанским флотом из одиннадцати линейных кораблей, которые не замечали угрожавшей им опасности до тех пор, пока бежать было уже слишком поздно [130] . Сделав сигнал общей погони и взяв на пересечку курса неприятеля, под ветер, между ним и портом, Родней, несмотря на темную и бурную ночь, успел взорвать один корабль и взять в плен шесть. Поспешив затем дальше, он выручил Гибралтар, совершенно обеспечив его всем необходимым, и затем, оставив там свои призы и большую часть флота, отплыл с остальною на свою станцию.

130

{130}Дрннкватер (Drink-water) в своей истории осады Гибралтара объясняет что испанский адмирал полагал, что Родней не сопровождал посланного в Гибралтарский пролив каравана, но отделился от него; он открыл свою ошибку уже слишком поздно.

В противоположность своей блестящей личной храбрости и профессиональному искусству, в котором в сфере тактики он далеко опередил своих современников в Англии, Родней, как главнокомандующий, скорее принадлежал к сдержанной, осторожной школе французских тактиков, чем походил на пылкого и страстного Нельсона. Как в Турвиле мы видели переходный тип от отчаянного бойца семнадцатого столетия, не желавшего оставить своего врага, к бойцу, щеголявшему формальной, искусственной, — мы можем почти сказать, — пустой, парадной тактикой восемнадцатого столетия, так в действиях Роднея мы увидим переход от этих церемониальных поединков к бою, который, будучи весьма искусным по замыслу, преследовал всегда серьезные результаты. Сравнивать же Роднея с французскими адмиралами его времени было бы неправильно. Искусство его, которое де Гишен понял, как только они скрестили шпаги, выражалось не в праздных, а в опасных для неприятеля приемах. Какие бы благоприятные случаи легкого успеха ни представлялись ему по пути, истинным предметом действий его, с которого он никогда не спускал глаз, был французский флот, организованная военная сила неприятеля на море. И в день, когда фортуна покинула противника, который пренебрег ее предложениями, когда победитель Корнуолиса упустил благоприятный случай напасть на Роднея, последний одержал победу, которая освободила Англию от глубоких тревог и возвратила ей одним ударом все острова, за исключением только Тобаго, отнятые, было, у нее осторожной тактикой союзников.

Родней и де Гишен встретились в первый раз 17-го апреля 1780 года, через

три недели после прибытия первого. Французский флот лавировал в проливе между Доминикой и Мартиникой в то время, как неприятель показался на юго-востоке. День был потрачен в маневрировании для занятия наветренного положения, которого добился Родней. Оба флота были теперь значительно под ветром островов (План XI) [131] , оба на правом галсе, лежа к северу, французские корабли на подветренном крамболе у английских. Родней, который форсировал парусами, сделал сигнал своему флоту, что предполагает атаковать арьергард и центр неприятеля всей своею силою; и когда он достиг положения, казавшегося ему удобным для начала маневра, то приказал своим кораблям спуститься на восемь румбов (90°) всем вместе (А, А, А). Де Гишен, поняв опасность для своего арьергарда, повернул всем флотом через фордевинд и спустился на помощь к нему. Тогда Родней, увидев, что его намерения расстроены, привел опять к ветру на одном галсе с неприятелем, после чего оба флота лежали к юго-востоку [132] . Потом он опять поднял сигнал начать бой, и затем, через час, ровно в полдень, приказал (как говорит его собственная депеша) "каждому кораблю спуститься и направиться на соответствующего противника неприятельской линии". По объяснению Роднея, эти слова, напоминающие старый порядок боя, — корабль против корабля, обозначали, что каждый корабль должен был атаковать того противника, который соответствовал ему по положению в тот момент, а не того, который имел в своей линии номер, одинаковый с его номером. По выражению самого Роднея: "В косвенном направлении, чтобы мои головные корабли могли атаковать авангардные корабли центральной дивизии неприятеля и чтобы весь британский флот был противопоставлен только двум третям неприятельского" (В, В). Затруднения и недоразумения, имевшие место, возникли, главным образом, вследствие неудовлетворительности сигнальной книги. Вместо того, чтобы поступить так, как желал адмирал, авангардные корабли (а) поставили паруса так, чтобы занять положение на траверзе у противников, имевших одинаковые с ними номера в строе. Родней утверждал впоследствии, что когда он спустился во второй раз, то французский флот был в весьма растянутой линии баталии, и что если бы его приказания были исполнены, то центр и арьергард противника были бы разбиты прежде, чем к ним успел бы присоединиться авангард.

131

{131}Место, где происходило сражение, показано скрещенными флагами.

132

{132}Черные корабли в положении А представляют английские корабли, спускающиеся на центр и арьергард французов. Линия vr — ордер баталии от авангарда к арьергарду до спуска; v', г' — позиции головного и концевого кораблей после того, как они привели к ветру на левом галсе вслед за поворотом французов через фордевинд.

Имеются, кажется, все причины думать, что намерения Роднея действительно состояли в том, чтобы поставить французов между двух огней, как он это утверждал. Неудача произошла от неясности сигнальной книги и от тактической несостоятельности его флота, за которую он, как принявший командование над последним лишь недавно, не был ответствен. Но безобразное исполнение англичанами описанного маневра было настолько очевидно для де Гишена, что он, когда английский флот спускался в первый раз, воскликнул, что шесть или семь его кораблей ушли, и послал к Роднёю письмо, говоря в нем, что если бы послушались его сигналов, то ему (де Гишену) пришлось бы быть его пленником [133] . Более убедительное доказательство, что он понял опасность своего противника, следует видеть в том факте, что он тщательно старался в следующих встречах с ним не занимать подветренного положения. Родней, после того, как тщательно обдуманные планы его были расстроены, показал, что вместе со способностью комбинировать их он владел непреклонным мужеством самого прямолинейного бойца: подойдя на своем корабле близко к неприятельскому, он не переставал обстреливать его до тех пор, пока тот не вышел из строя без фок-мачты и грота-рея и с таким поврежденным корпусом, что едва-едва держался на воде.

133

{133}В строгом выговоре капитану Каркетту (Carkett), командовавшему головным кораблем английской линии, Родней говорит: "Ваш корабль, как головной, побудил других последовать такому дурному примеру; и таким образом, забыв, что сигнал определял расстояние между кораблями всей линии в два кабельтова, авангардная дивизия была уведена вами более, чем на две лиги от центральной дивизии, которая через это подвергалась нападению со стороны самой большой силы неприятеля и не имела надлежащей поддержки" (Life Vol. I, p. 351). По всем правилам тактического здравого смысла казалось бы, что другие корабли должны были держаться определенного расстояния каждый от следовавшего за ним, т. е. сомкнуться к центру. В разговоре с сэром Джильбертом Блэном (Gilbert Blane), который не участвовал в этом сражении, Родней говорил, что французская линия растянулась в длину на четыре лиги, "как будто бы де Гишен думал, что мы полагаем уйти от него". (Naval Chronicle, vol. XXV, p. 402).

Один случай этого сражения, который упомянут французскими писателями и в труде Ботта (Botta) [134] , вероятно пользовавшегося последними, но о котором не говорится в английских описаниях, показывает, что характер атаки, по представлению французов, был серьезен. Согласно им, Родней, заметив разрыв линии неприятеля, образовавшийся потому, что корабль, следовавший за французским адмиралом, был не на своем месте, пробовал прорваться через упомянутую линию (6); но капитан 74-пушечного корабля Destin, поставив еще большие паруса, устремился на пересечку курса английского девяностапушечного корабля. "Поведение Destin хвалили справедливо, — говорит Lapeyrouse-Bonfils. — Флот избежал опасности почти верного поражения только благодаря храбрости г. де Гуампи (de Goimpy). Таково, после этого дела, было мнение всей французской эскадры. Однако, допустив, что наша линия была прорвана, посмотрим какими бедствиями это угрожало бы неизбежно нашему флоту? Не было ли бы всегда легко для нашего арьергарда поправить дело быстрым занятием места отрезанных судов? Такое движение привело бы необходимо к свалке, которая дала бы преимущество флоту, имеющему храбрейших и преданнейших своему долгу командиров. Но тогда, как и во времена империи, было общепризнанным принципом, что отрезанные корабли считались кораблями взятыми, и такое мнение содействовало своему осуществлению".

134

{134}History of the American Revolution.