Вляп
Шрифт:
А сверху у всяких донов - шортики. Но не облегающие, а весьма дутые. Вот что-то такое на мою тощую задницу и сварганили. Штанины из красного шифона. Такая полупрозрачная ткань из витых шёлковых нитей. Вообщем, кроме тазобедренного пояса, грудных нашлёпок и никаба на голове, все - или прозрачное, или просто голое. А когда я, по ходу одного танцевального па, заложил локоть за голову, прислужницы мои просто охренели. По их словам получается, что вид безволосой подмышки действует на местных самцов круче, чем зрелище полностью обнажённой девицы. То есть они все прямо тут же потекут и вытекут. Включая и моего Хотенеюшку. Чтобы
И тут посреди всех этих забот и хлопот прибегает девка теремная: "Хозяин приехал. Велел в опочивальню быстро. Хи-хи.". Снова как новобранец по тревоге. А вот и нет вам. Я раз сбегал - мне не понравилось. Собрался спокойно, с чувством.
Ну, пошли, задница моя. К месту твоего употребления. Спасать голову и все остальное.
Опа... А Хотеней-то не один, с Корнеем-злыднем. Та же опочивальня. Только с корытом. Хотеней в корыте, Корней его намывает, старается. Кажется, намечается кое-какой секс втроём. Корней меня к господскому телу не допускают, так - подай-принеси. А Хотеней Корнея за всякие места щипет, тот повизгивает. Хотеней его дёргает, да поглаживает, да на меня смотрит - заводится постепенно. Вода хоть и мыльная, но видно. И я сам потихонечку. Завожусь. Не видно, но я-то себя чувствую.
Потом вытерли господина, в постель положили. Теперь в эту же бадейку Корней полез, командует мне: то подай, то принеси, то спинку потри. Стараюсь, подаю, приношу, тру. Глаз не поднимаю. Только разок так, ресницами взмахнул, на хозяина глянул... Ух как он... аж задохнулся. А я чего, я ничего, послушный и покорный. Вот холопа твоего намываю.
Корней почувствовал какое-то... мимо него проходящее, выскочил, едва вытерся и - в постель. Эх парень, кто ж так, с чистой сухой кожей, без смазки, к сильно разогревшемуся господину. А господин сходу как "вступил в стремя" - так и без остановки. Только меня разок ручкой поманил. Типа давай к нам третьим. А я показываю, дескать, у меня тут дела.
Ну, положим, мыться в эту воду после двух мужиков, которые на конях приехали, я не полезу. А вот лишнее с себя снять... Никаб оставить, он мне плешь закрывает, рубашечку... с потяжечкой чуть-чуть замедленной, с прогибом и скромным прикрыванием... долой. Чулочки с поясочком - оставим. И займёмся уборкой. Динамика куда интереснее статики. Набрызгали они тут, подтереть надо. Наклонился, тряпочкой поводил, в углах вытер насухо. Потом, будто вспомнил - смотрят на меня. Присел скромненько. А за спиной -- выдох. С чувством. Сквозь зубы. А ты как думал, миленький, я тебе не этот дурак Корней.
Звуки за спиной все чаще, все сильнее... Все. Теперь тёплой водички в шаечку и умывать. Господское богачество. Корней в раскорячку, в наклонку и сам до корыта дойдёт, а я наконец-то хоть в руки возьму да разгляжу. Чем же это меня в самом ближайшем... и вокруг чего именно столько всякого и всяких крутится... Немного. И это хорошо. Лишних разрывов мне не надо. У меня пожалуй, больше. А это плохо: на Руси "как в Польше - у
Я оказался прав, господин потрепал меня по щёчке - "жди", накинул халат и удалился в соседнюю комнату. Там уже кто-то был из слуг. Начались разговоры, потом дверь плотно закрыли. Сижу себе тихонько на краю постели, соображаю. Все я мучился-решал - дать Хотенею до похода или после. Не твоя забота, холоп. Думать - господа есть. Вот на этой постели через часик-другой и меня.... Переменить постель нечем, простыни... хорошо хоть не заляпали. И как-то все это будет... Продемонстрированное с Корнеем как-то... сильно индустриально. Холодная штамповка называется. Не вдохновляет.
Интересно, Корней подмылся, но не успокоился. Прижался к двери, даже в свою рабочую позу встал. Под дверью, видать, щель и там ему слышнее. Подслушивает. А это нехорошо. Придурок. А это еще нехорошее. У кровати поднос с какими-то чашками-кувшинами стоит. Поднос медный. Снял с него посуду. И с мысленным исконно-посконно-выстраданным "а пошли вы все!" - как летающую тарелку - в дверь. Ух как он грохнул. Три раза. Первый - когда в дверь попал. Второй - когда Корнею на голову. А третий, когда Хотеней дверь чуть не снёс и ногой поддал. И поднос, и Корнея. За ним еще пара мужиков ворвались - я только простынкой пользованной обернуться успел. Картинка ясная, понеслось. С руко- и ного- прикладством.
– - Подслушиваешь? Доносишь? Падла-гнида-вошь... На кого работаешь?
– - Да я... Да мы...
Били-били-колотили, морду в попу превратили... Я сначала от криков и ударов вздрагивал. Потом как-то успокоился. Может и бывает где пролетарская солидарность, а вот холопская - нет. Особенно - между наложниками. Много мне вреда Корней сделал. И еще больше хотел. А зря. Меня обижать не надо - для здоровья вредно. Допрос переместился в соседнюю комнату, я спокойно оделся, морсу попил, снова прибрал что разбросали. Устал как-то, выбрал на господской постели место почище, прикорнул и задремал. Нужен буду - разбудят.
Я ожидал разных вариантов побудки. От нежного шёпота в ушко с полным страсти жарким дыханием в затылок до картины "Геракл разрывающий пасть льва", где в роли пасти выступает моя задница.
Но проснулся я от голоса Степаниды свет Слудовны. Все-таки глуховата бабка. Вот и говорит командным голосом.
– - У тебя там кто есть?
– - Княжна персиянская. Напугался как мы тут Корнея... Уснул. Он-то Корнея и высветил. Как тот подслушивать под дверь полез - малёк подносом в дверь. Ну, мы на шум и прибежали.
– - Может подстава?
– - Корней у двери сидел. Возле самой щели. Да и порассказал он о делах своих. И про колдуна, что наговор творил, и еще. Твои-то мастера сколь за Корнеем ходили-выглядывали, а вот малек раз - и на горяченьком.
– - Ловок-ловок. Что с Корнеем делать думаешь?
– - А... Прогнать - нельзя, продать - нельзя. Даже язык урезать - без толку - грамоте разумеет. Так что, пусть Саввушка его... доработает. А после твои в пригородную вывезут и закопают. С твоего двора холоп померший. А людям скажу - отпустил в Васильков, у него там родня, он давно просился. Вот-де встретил знакомцев, я его и отпустил. Не в поход же такого брать, в войско-то.