Влюбись в меня, девочка!
Шрифт:
– О Стефании, - пафосно тянет её имя. – Черт взял меня связываться с ней. Все равно бесполезно, а я не люблю, когда стараешься, долбишь, а результата нет. Понимаешь меня, а?
– Не совсем, - сжимаю челюсть.
– Вот, что ей надо скажи? – продолжает на своей волне Рон.
– Ты то наверняка знаешь, поделись секретом, брат.
Он толкает меня в плечо, нарушая хрупкую оболочку терпения.
– А тебе что надо? Проваливай, давай, проспись… Пока цел. Не зли меня, Рон.
– О-о, морду мне набить хочешь… - закатывает глаза. – Валяй, ты у нас
– Слышь ты, закрой пасть. Последний раз предупреждаю.
Видно, я не в курсе, но у брата где-то завалялась вторая жизнь. Он игнорирует все предупреждающие сигналы.
– Тоже хочешь её, да? – прищуривает глаза и усмехается на то, как сдержанно молчу, убивая взглядом. – Да и так вижу, что хочешь. Только имеет нас почему-то она…
Рон запрокидывает голову и исходится в придурошном смехе. Смотреть гадко. Теперь понятно, по какой причине он «страдает», есть ли ему дело до того, что творится со Стешей? Ха, куда важнее пожалеть себя и найти родную душу, которая поддержит и разделит его мучения. С его стороны, вообще неправильный выбор в пользу меня, я бы даже сказал, критично-провальный.
Все, что было сказано мной «до» про Стешу – это не более, чем провокация. К слову, она дала свои плоды, даже несмотря на то, что их отношения были договорными. Рон нелестно думает о девушке, за которую недавно заступался и подставлял морду. Мое отношение к Стеше тоже изменилось, только в противоположную сторону, такая вот ирония судьбы.
– До остынь ты, Адри… Пускать бешенную слюну из-за какой-то бабы? Не стоит это того, тем более, когда не кому будет оценить, увы…
Я хватаю за грудки эту пьяную рвань:
– Она не баба, а девушка, которая из-за тебя, придурка, сейчас страдает, шиплю в лицо.
– Воу-воу, полегче, - резким запахом алкоголя выдыхает он. – Какого хрена тебя волнует, что там у неё? Пусть катится…
– Сейчас ты у меня скатишься, с лестницы вверх ногами, - отталкиваю Рона, и тот, пошатываясь, удерживает равновесие благодаря перилам. – Все что было между вами – сплошная постанова, в которую ты её втянул и еще нагло пользовался этим, еб*чий ты пень.
– Постанова? Ха, она сказала так? Ну, может быть, а может и не быть, не припомню… Спали в одной кровати мы точно.
На что он намекает? И какой прок врать Стеше? Да и не в том она состоянии была, чтобы выдумывать… Вывод один – брат просто нарывается, и добьется своего. От мерзких выдумок и наглого вранья я свирепею.
– Между вами ничего не было, - повторяю я, чтобы Рон забрал свои слова обратно.
– Да? А почему тогда её сладкий клубничный поцелуй помнят мои губы, м-м-м… - он сминает губы пальцами и прикрывает глаза.
Меня накрывает ярость, внутри все клокочет и вырывается наружу.
– Тварь, - кидаюсь на подонка. – Ты знал, что она не хочет! Не-на-ви-жу…
С каждым слогом впечатываю кулак в ублюдскую морду. Рон валяется подо мной, не в силах сопротивляться или дать отпор. Наверно, он уже без сознания…
Прошел примерно час, как скорая увезла брата в больницу. Первая мысль, когда он лежал окровавленный на полу и без сознания – я все-таки убил. Я не хотел, чтоб именно так всё произошло… Рон должен был отхватить своё, осознавая вину, а не в пьяном бреду чесать языком и приобрести за это черепно-мозговую травму. Крайняя подавленность терзает изнутри за произошедшее.
Брат не умер, но ему требуется медицинская помощь, которую я обеспечил, набрав с судорогой в пальцах номер скорой. Родители были в шоке и ужасе, когда увидели людей в белых халатах, потом Рона, валяющегося без сознания в тренажерном зале, и меня с окровавленными костяшками. Надо ли сказать, что они требовали объяснений? Я не мог ничего сказать. Самому хреново, когда отошел и осознал, что произошло.
После отъезда медиков, я забился к себе в комнату. Сижу в темноте на полу и сжимаю череп, который готов треснуть. Владеть своими эмоциями – всегда был непростой задачей для меня, они берут вверх и меня захлестывает… Иногда с такими последствиями, о которых могу пожалеть.
– Где этот щенок?! – слышу в коридоре разъярённый голос Виктора, отца Рона.
Уверенный толчок в дверь, и та резко распахивается, ударяясь стену. Я с немой тревогой вскакиваю с пола.
– Спрятался, гаденыш! – стукает по выключателю мужская рука, и в комнате загорается свет, от которого невольно щурюсь.
Каждой клеточкой тела чувствую, что пришли по мою душу. Мне не в первой участвовать в семейных скандалах, где я оказываюсь крайним. Но чтобы так жестко – в первый раз.
– Витя, перестань… - ноет Ольга, оттягивая мужа от меня.
Тот мощным танком напирает на меня, хватает за шиворот и начинает трясти.
– Ты что творишь, гад?! Чуть брата на тот свет не отправил! Да я сам тебя убью!
– Давай, - не отводя взгляд, цежу я. Ноздри вздулись все тело напряглось, но защищаться или трусить не собираюсь.
У нас с отчимом всегда были напряженные отношения. С самого первого дня, как мать привела его в дом, я невзлюбил его – он не похож на моего отца ни каплю и уж точно никогда не заменит его. Когда были наедине умолял маму не общаться больше с ним, ведь она не любит его…. Но по итогу, она вышла за него замуж.
– Боже помоги… Витя, остынь, умоляю… Не трогай мальчика!
– Мне надоел этот выродок, Ольга! Что он творит – всякие границы переходит, всякому терпению наступает конец!
Виктор швыряет меня на кровать и распахивает шкаф. Вешалки с одеждой с его тяжелой руки заваливают меня.
– Проваливай из моего дома! Катись куда хочешь, чтоб глаза мои не видели!
– Но как же… - хватается мать за сердце. – Куда же он пойдет?
– Плевать! И смей его защищать, Ольга!
– Но ведь ночь на дворе, Витя… - подбирает в охапку одежду мать. На её глазах проступают слезы.