Влюбись за неделю

Кручко Алена

– А у кофе с перцем – своеобразный. Меня как-то угощали. А заедать эту вашу смесь нельзя? Кстати, можно вас попросить? Если не хотите кофе, просто сядьте. Не слишком удобно разговаривать с кем-то, кто маячит за твоей спиной.

– Стоя проще контролировать процесс. Хотя вряд ли вы сейчас умудритесь что-нибудь взорвать.

Судя по звуку, Норвуд открыл холодильник. Хмыкнул и закрыл.

– А заедать вам в любом случае нечем, так что смиритесь.

– Можно заказать пиццу. Знаете, какие вкусные пиццы в «Маленькой Италии»?

– Судя по количеству

коробок в гостиной, очень вкусные. Поверю вам на слово. – Он все-таки налил себе кофе и сел напротив.

– Зачем на слово? Мне все равно нужно чем-то ужинать. Четыре кекса за весь день – не тот рацион, которым можно гордиться.

– Вы решили уморить себя голодом? Ради чего, интересно?

– Я решила? Мне кажется, это вы изо всех сил пытаетесь отвертеться от пиццы.

– Не завтракаете, пропускаете ланч и не обедаете, придя с работы, вы, разумеется, тоже из-за меня.
– Норвуд вытащил из кармана бумажник. Повертел в руках светло-зеленую визитку.
– Придется искупать вину.

– Что за чушь! – возмутилась я.
– О сегодняшнем ланче вы знаете не хуже меня, а завтрак… мне просто приснился кошмар, и я напилась кофе и решила погулять перед работой.

– Под дождем, - Норвуд понимающе покивал.
– Зонт улетел. Портал подвел. Герр Вольгер приехал. Кофе вылился. Хорошо хоть кексы остались. Что с обедом?

– Депрессия, – мстительно ответила я. – Запоздавшие поиски смысла жизни.

– Быть или не быть? Есть или не есть?

Я вцепилась в кружку. Руки задрожали.

– Не угадали. И не будем. ? то ваша смесь номер две тысячи двести сорок три без перца не поможет.

– Моя – поможет. Иначе бы я тут не сидел, а набирался опыта где-нибудь на Тибете. И тоже искал смысл жизни.

Еда появилась прямо здесь же, на столе. И даже сервированная, а не в коробках или пластиковых контейнерах. Огромный, исходящий душистым паром стейк, золотистые ломтики картошки, зеленый горошек. Сладкий рисовый пудинг, обильно политый джемом. Поджаристые гренки.

Вот и отлично. Никаких разговоров о смысле жизни. Потому что не могу я ему сказать. Просто – не могу. Почему-то чувствую, что это будет неправильно.

Первая за день нормальная еда разбудила волчий аппетит. Я смела свою порцию в мгновение ока и серьезно задумалась о добавке. Кажется, зря ограничила знакомство с местной готовой кухней только «Маленькой Италией».

Хотя ладно уж, на ночь наедаться вредно. А я, если уж честно, вполне наелась. И даже как-то незаметно допила чай с экспериментальной смесью.

– Вкусно, - сообщила профессору очевидное.
– Спасибо.

– А теперь продолжайте утолять мое профессиональное любопытство. Опишите ощущения и желания.

– Сытость, – усмехнулась я. Прислушалась к себе: не тянет ли снова в истерику? Веселиться, конечно, не с чего, но и рыдать не получится. Даже если захочу. – Не знаю, считать ли достижением вашей смеси, что меня больше не тянет рыдать, вы пришли, когда слезы уже кончились и я собиралась умыться и пить чай. Но не тянет. Осталось… опустошение, так, наверное,

можно сказать. Даже не грусть, потому что грустить – это эмоция, а эмоции все куда-то делись. Или нет, не делись, а… как бы это выразить…

Я замолчала, думая, как точнее всего описать свои ощущения. Норвуд ждал, с интересом меня разглядывая.

– Как будто смотришь на солнечное затмение через закопченное стекло. Да. Так, наверное, точно. И спать почти совсем не хочется, я почему-то думала, что от всех успокоительных тянет в сон. А болтать – хочется. Причем… – я снова задумалась и почему-то зевнула. – Как-то рационально хочется. С пониманием, что поболтать сейчас полезно, потому что иначе снова начнутся те самые мысли, от которых тянет в истерику. Вот. Наверное, все. На что-то еще надо было обратить внимание?

– Дайте руку, - приказал профессор. – Пульс.

Я не стала жеманничать, пульс так пульс. ?н посчитал, кивнул:

– В космос я бы вас сейчас запускать не стал. Но по другой причине. А на желание «поболтать» смесь не влияет. Это ваша собственная реакция на стресс, очевидная ещё до чая. Ну и о чем же вас так тянет рационально пообщаться?

Я задумалась: и правда, о чем? На самом деле мысли о проклятых трех днях могут возникнуть сейчас от любой темы. Даже просто от того, что Норвуд рядом. Но, может, имеет смысл воспользоваться таким любезным приглашением к общению?

– Скажите, а у вас есть мечта? Не в смысле «стать всемирно известным фармацевтом», а… как объяснить-то… – Мысли текли слишком вяло, заторможено, будто в полусне.
– Что-то, что хочется обязательно сделать, попробовать, или побывать где-то, или кому-то что-то сказать. Что-то, что страшно не успеть.

– Необитаемый остров, - мгновенно ответил Норвуд.
– В личное пользование. Хотя бы на неделю. Хотя бы в старости. Пальму. Гамак. Пещеру-лабораторию. Кокосы и акульи плавники на горизонте. Я стал бы добрым романтиком, общался с Венерой и Сатурном и был бы невыразимо счастлив, наверное.

– Грустно, - согласилась я.

– Как вы, вероятно, заметили, я не слишком люблю людей. Особенно некоторых. И эти некоторые имеют дивную способность размножаться со скоростью мухи-дрозофилы.

– Заметила. Ну… вы ведь не вечно будете сидеть в Академии? Может, даже не к старости, а раньше заимеете свой остров в личное пользование. Если взяться всерьез, это, наверное, не самая сложная цель.

– ? ваша? Крайне сложна?

– Нет. Слишком проста. Наверное, ее даже нельзя назвать мечтой. Просто место, город, в котором очень хочу побывать. Навязчивая идея, да. Так точнее. Но тем обидней будет, если… – Я замолчала, заглянула в пустую чашку. «Я могла бы всю эту неделю гулять по Сиднею, а у меня Вольгер, Эпплстоун, кучи ежедневной почты и тоска. И вы, дорогой доктор Норвуд. А через неделю может оказаться поздно. Безнадежно поздно». Нет уж. До такой степени откровенности я дойти не готова.
– А знаете, есть и другое. Я ушла бы из Академии. Ездить по миру и писать. Обо всем. Это было бы здорово.