Влюбиться на максимум
Шрифт:
— Ну и на хрена вы тогда нас здесь мурыжите? — наконец-то подаёт голос.
— Я хочу узнать — зачем? — срывается брат.
— Захотелось, — холодно и без сожаления, пожимая плечами.
— Захотелось ей! — повернулся ко мне Славян. — Ты слышал?
Я покачал головой в знак согласия.
— А он у вас немой? — показала кивком головы в мою сторону, спрашивая у Славки.
— Нет, не немой, — ответил сам.
— Ааа! Вы в плохого и хорошего полицейского играете, да? — ухмыляется, прикусывая нижнюю губу.
От
— Я не полицейский. Я педагог, — опять ответил на её вопрос.
— Учить будете? Опоздали. Каникулы на дворе, — показала на календарь на стене. — Встретимся первого сентября.
Она встала и направилась к двери.
— Вернулась и села! Разговор ещё не закончен! — рявкнул Славка, стукнув по столу кулаком.
Максим злобно сжала губы в одну линию, но вернулась.
— Вы же знаете, что все эти ваши душещипательные беседы бесполезны. Скоро приедет отец и заберёт меня.
— Ты понимаешь, что совсем скоро ты не сможешь им прикрываться? Тебе через пару недель восемнадцать и отхватишь ты в следующий раз по полной.
— Не испугали, — закинула ногу на ногу.
— Макс, ты в тюрьму можешь загреметь, если не завяжешь, — предупредил её брат.
Но, похоже, созерцание своих ногтей для неё было интереснее. С французским маникюром, кстати. Значит, что-то от девушки в ней всё же есть.
— Иди вон, Ермолаенко! Жди своего отца в коридоре, — махнул на неё Славян.
Она медленно встала со стула и вышла.
— Видел? Ничто её не прошибает, — развел он руками.
Через полчаса за Максим приехала мать, а не отец. Но держать её никто не стал, отпустили домой.
Вера Юрьевна стыдливо взглянула на меня, дважды за день краснеет за дочь. Было видно, что ей тяжело с ней. С подростками всегда непросто. А тут ещё развод в семье. Может быть, в этом причина такого асоциального поведения?
— Всё, пошли, — взял со стола сумку Славка. — Мне определённо нужно напиться. Иначе я с ума сойду с этой ненормальной. Только домой заедем, я переоденусь.
— А что психологи говорят? В чём причина такого поведения?
— Какие психологи, брат? Она сегодня впервые больше десяти слов сказала. Наверное, ты её заинтересовал. Не завидую тебе… — похлопал меня по плечу.
— Это ещё почему?
— Потому что в нашем районе один колледж, в который ты устроился. А она, — тыкнул пальцем в каком-то направлении, — будет учиться в нём в одиннадцатом классе.
— В смысле? — не догнал. — Ей же восемнадцать скоро… И почему в колледже?
— Из-за какой-то болезни учиться она пошла на год позже. Так что ещё один просидит за партой. А в колледже… Два года назад там была обычная двести тридцать вторая школа. Но министерство решило, что их нам хватает, и отдало здание колледжу физкультуры. Родители подняли бучу, администрация поддержала, и тех, кто там учился в десятых и одиннадцатых
— Более чем. Так что психологи? — опять повторил свой вопрос.
— Дэй, у неё мать детский психолог, лучший в городе, не может с ней справиться. А ты говоришь… Сапожник без сапог.
Глава 3
По дороге домой мать несколько раз пыталась со мной заговорить, но тщетно. Не собираюсь я слушать её проповеди.
Угомонись, мам! Не помогают твои психологические штучки. Ты столько раз уже пробовала.
— Сима… — снова начала мать.
— Не называй меня так! Мне не пять лет, — огрызаюсь на это долбаное имя.
Ну почему меня так назвали?! Ах, да! Отец сына хотел, а родилась я. А имя выбрано, и менять его он наотрез отказался. Так и живу. А что, певица же с таким живёт и не парится.
— Хорошо, Макс… Все же почему ты разбила эту витрину? Вячеслав Петрович сказал, что ты молчишь о причине.
Бла- бла-бла…
Да напросился он. Не понравились мы ему просто, слишком громко смеялись в его магазине. Вот и получил кирпичом в стекло.
Но им лучше не знать. Они осудят — это же неправильно — так нельзя.
Если честно, идея кинуть в витрину чем-нибудь пришла спонтанно, будто кто-то толкнул в бок и приказал бросить камень. И я бросила… Так каждый раз. Мать говорит, что это гормоны. У многих подростков подобное, но обычно это парни, а не девчонки.
Значит, вам не повезло!
Дома скидываю кроссовки в прихожей и направляюсь в свою комнату.
— Ужинать будешь? — голос матери в спину.
— Нет! Сыта по горло!
Хлопаю дверью с надписью " Не входить. Убью! "
Падаю на кровать и обнимаю своего старенького мишку Пахомыча. Его мне подарила в больнице девочка, соседка по палате, перед тем как…
С силой зажмуриваюсь. У меня до сих пор в памяти стоят её стеклянные безжизненные глаза. Ей было всего пять… Её звали Элиза…
Со временем я забыла всё о своём пребывании в больнице. Осталось только это воспоминание. Оно приходит, когда сильно накрывает. Когда хочется рвать и метать, как сегодня.
Сначала этот, как его… Светлов, со своими тупыми обвинениями, что мы у него что-то украсть хотим. Потом ещё эти двое в участке.
К Славику я уже привыкла, его в тонусе держу пару лет. А вот второй…
Они похожи, братья, но младший посимпатичнее будет. Высокий брюнет со светло-карими глазами. Правильные черты лица, подтянутая фигура. И вёл себя так… как я. Нагло. Но с каким-то внутренним спокойствием.
Мама сказала, что его зовут Гордей. Тоже мне имечко!
В дверь постучали. Мать. Она никогда не входит без стука, как и к ней без него нельзя. Комната — это личное пространство, недопустимо в него врываться без разрешения.