Влюбиться не предлагаю
Шрифт:
— Ревновать? Я тебя и не ревную. Вот ещё, — стараюсь перестроить свой взгляд с «по уши влюблённого» на «дружественно-безразличный».
— Не ревнуешь, потому что тебе всё равно или потому что уверена во мне?
Ни то и ни другое. Мне не всё равно. И в тебе я не уверена. Но моя неуверенность заключается не в твоих действиях по отношению к другим девушкам, а в том, что я не знаю, что для тебя значу.
— А что бы ты хотел услышать? — пытаюсь сохранить спокойный тон голоса, всматриваясь в глаза Артёма, в надежде найти там для себя какие-то подсказки.
—
— То есть всю ответственность нашего диалога ты сейчас перекладываешь на меня?
— Нет. Это далеко не так. Просто с тобой мне хочется лёгкости, открытости и честности. Мне ещё в юности хватило эмоционального напряга. И я бы не хотел подрывать из-за этого наше с тобой общение.
— А что для тебя значит общение со мной? Разве я чем-то отличаюсь от других девушек?
— Отличаешься, — Артём возбуждённо кусает губы и так на меня смотрит, что ещё секунда, и я ему во всём признаюсь. — Секс с тобой просто потрясающий. И… — не успевает договорить.
А я дальше уже не хочу слушать.
— А, секс… Понятно, — грустно выдыхая, не даю ему закончить мысль.
И тут разбиваются мои последние крупицы надежды на что-то большее между нами. И даже его слова о «потрясающем сексе» не подслащивают моё разочарование.
— Я что-то не так сказал? — на мою реакцию в глазах Артёма мелькает растерянность. И, кажется, вполне искренняя.
Или это мне снова хочется зацепиться за выдуманные ожидания?
— Да нет, всё так, — стараюсь не выдавать своё состояние, похожее на эмоциональное отрезвление. — Мы же с тобой приятное с полезным совмещаем. Дружим. И спим. Иногда.
Во мне просыпается обида. На себя. Что позволила так глубоко впустить Артёма в свою душу, принимая желаемое за действительное.
— Ну и какой я друг? Хороший? — немного импульсивно задаёт вопрос, моментально меняясь в лице.
Чтобы как-то погасить его, непонятное для меня раздражение, пытаюсь вырулить ситуацию шуткой:
— Как друг ты хреновый, конечно, — наигранно гримасничаю, а дальше выдаю чистую правду: — Но секс с тобой тоже потрясающий.
И этот факт лишь «верхушка айсберга». А то, что под ней, придётся затолкнуть куда подальше, так как кроме меня мои чувства, видимо, никому не нужны.
Вот признаюсь я тебе в любви, а ты мне в ответ что? «Котлеты отдельно, мухи отдельно?» или «Мне не до отношений сейчас»? И тут же встрянет неловкость между нами.
— Хотя бы на этом спасибо, — Артём допивает свой кофе, выкидывает стаканчик в урну.
Вот тебе «открытость, и честность». Поговорили, что называется. И главное, такая «лёгкость» сразу. Чугунная. На сердце.
На улице поднимается пронизывающий ветер, холодает. И молчание между нами постепенно остывает. Вплоть до самого моего дома, когда Артём провожает меня до подъезда. Над нашими головами всё та же лампа с дребезжащим звуком. Но в этот раз под её интимным желтым светом меня никто целовать не торопится. И не потому, что моё лицо по самый нос замотано шарфом, а потому что… Да кто ж его знает, почему.
Артём мыском кроссовка что-то вырисовывает
Чего-то ждём. Друг от друга. Каких-то слов, может, действий. Но мы просто стоим и молчим, скрываем свои эмоции, не решаясь посмотреть друг другу в глаза.
Я бы сейчас переступила через все свои обиды и пригласила Артёма к себе, но дома как назло отец.
— Чем будешь сейчас заниматься? — Артём первым нарушает молчание.
Опускаю шарф, чтобы мой ответ не прозвучал приглушённым:
— Лекции почитаю. К семинару надо подготовиться.
— Ну, готовься, студент, — делает шаг вперёд, наклоняется в попытке поцеловать меня в щёку, а я от его волнительной близости почему-то тушуюсь, и поцелуй получается неловкий и смазанный. — Спишемся.
Киваю головой в знак согласия.
Артём напоследок дарит мне сдержанную, но такую милую улыбку. Ещё и ямочки на его щеках заставляют наблюдать за ним, не моргая. Артём протягивает к моему лицу руку, касается щеки, задерживается у подбородка.
— Ты совсем замёрзла. Иди домой.
— Иду, — всё, что в силах выговорить. — И ты иди.
— Иду, — медлит, но всё-таки убирает руку.
Смотрю уходящему Артёму вслед, не отрываясь.
Так вот она какая, первая любовь. Такая, что смотришь на человека, и жаром обдаёт. А от того, что ты этим жаром, как и своими чувствами, не можешь с ним поделиться, волком выть хочется.
За следующие две недели у нас с Артёмом не было личных встреч. Но мы списывались. Поначалу регулярно. Потом наши переписки становились редкими и всё более немногословными.
Я углубилась в учёбу, оправдывая себя тем, что мне надо переключиться, попытаться не думать об Артёме. Вдруг попустит немного? Не видишь — не бредишь. Выходило паршиво, конечно, но я старалась.
Тут ещё паркурщик Ваня нарисовался, неожиданно приславший фотографию на фоне памятника у городской администрации. По знакомому заднему плану я поняла, что он приехал в наш город. Пригласил на чашечку чая.
Долго сомневалась. Потом подумала: «А что я жду у моря погоды? Никто другой со мной встречаться не желает, занят, видимо, сильно. Молчит. Да и это всего лишь чашечка чая». Тем более, мы же с Ваней общались уже. Пусть по интернету, но всё же. В целом, в переписках он произвёл на меня впечатление адекватного человека.
В течение недели мы встретились с ним два раза. Просто сидели в кафе, пили чай, разговаривали. Он показывал мне ролики со своим участием, много шутил, пытаясь меня рассмешить.
И вот когда молчание Артёма за все эти дни стало просто нестерпимым, а моё моральное состояние в связи с этим — шатким, Ваня, как чувствуя мою эмоциональную нестабильность, приглашает меня на вечернюю вылазку в кафе.
Посмотрите-ка. В нашем городе как прописался.
Снова долго размышляю. А потом, надев на себя привычную толстовку и широкие джинсы, соглашаюсь на его предложение. Выхожу из квартиры. Из дома. И сажусь в его, припаркованную около моего подъезда машину.