Влюбийство
Шрифт:
Юджи подхватила ящичек с вещами и неловко поставила его на землю, чуть не уронив самую верхнюю книгу. Вытерла выступившую испарину, горестно вздохнула. Работы предстояло много. Внутри небольшого фургончика оставалось ещё полно коробок с одеждой, книгами и прочими вещами. И всё это нужно было перенести в новую квартиру.
Но ни трудный переезд, ни объём предстоящей работы не затмевали её счастья. Много лет она мечтала о том, чтобы жить отдельно. И вот теперь ей удалось получить возможность жить почти в центре Сеула, в квартирке, которую она снимала вместе с Юной — сестрой Исина, что приютила
Несмотря на местоположение дома, Юджи сильно разочаровалась, оказавшись внутри.
Малюсенькая квартирка, кухня соединена с гостиной, санузел тоже. В правом углу протекает крыша. Посреди комнаты — шатающийся стол с пятнами на лакировке от горячих чашек, просыпанного мимо пепельницы горячего пепла сигарет, фломастеров, лака для ногтей. Ящики пестрили наклейками от жвачки с лошадьми и старыми спорткарами. В углу — шкаф-недоразумение, куда просто ничего не влезало, почти весь гардероб разложен по стульям вперемешку с учебниками. Студенческий слоёный торт.
Диван, застеленный лоскутным одеялом, как объяснил Исин, выглядел обманчиво мягко. На самом деле в трёх местах были сломаны пружины, на которые то и дело натыкаешься ночью, пока не привыкнешь. Да и в любом случае от него болела спина.
Зато на полу — огромный пушистый ковёр, на котором хорошо предаваться мечтаниям. Или безумному сексу, тут уж кому что.
В единственной комнате гулял сквозняк, и Юну, судя по всему, абсолютно не волновало, заклеены окна или нет. «Она была весьма необязательна, частенько принося домой насморки и лёгкие простуды», — жаловался на неё брат.
Юна осталась ночевать у своего парня, и чуть позже Юджи одиноко сидела на старом диване и предавалась грустным мыслям. Возможно, это происходило из-за её внутреннего одиночества? Или того, что у неё завтра день рождения? А может, потому что в этой и без того маленькой квартирке она казалась сама себе совсем уж неприметной. Забытой. Покинутой.
Жаль только, что стены были совершенно серыми. Этот цвет приводил её в абсолютное отчаянье. Какой-то спокойный, не цепляющий взгляд и одновременно мёртвый. Отупляющий. Он напоминал об абсолютно сером и непробиваемом дожде, порой стоящем за окном стеной, таком частом госте в её жизни.
Ей хотелось взять в руки баллончик с красной краской, покрасить все стены, чтобы они горели пламенем, тёмно-зелёным — батареи, оранжевым — потолок. И это будет её солнце. Но ОН больше им не будет.
Однако менять хоть что-нибудь хозяйка квартиры категорически запретила. Мол, они молодые, напортачат с этим «проклятым ремонтом» или мебель испортят. Судя по виду старушки, с этим старческим закидоном спорить было бесполезно. Да и девушка не стала бы. Хватит. Наспорилась досыта. До тошноты.
Бороться когда-то казалось ей её второй натурой. Слишком резкая, напористая, сильная. Так говорили и думали близкие. После всего она оказалась пустой. Она сгорела, как свечка в новогоднюю ночь. Фейерверком блеснула на звёздном небе, подарив всю себя. И потухла.
Завтра должны были прийти её подарки. Она может встать как угодно рано, сходить на почту, улыбнуться
А пока не наступило завтра, можно в обнимку с бутылкой виски всю ночь пялиться на огни ночного города сквозь ущербное окно и жалеть себя.
А стены… стены можно было просто заклеить постерами с зимними пейзажами. В конце концов, кому какая разница?..
***
Как бы то ни было, зима в этом году наступила быстро. Во многих магазинах города уже начали продавать рождественские игрушки и гирлянды. Они блестели в темноте разноцветными яркими искорками, немного разгоняли мрак, заставляли улыбнуться детей, но в залитом светом неоновых светильников торговом зале впечатление производили смазанное. А если вы спросите её, то лучше уж просто вечером подойти к окну и посмотреть на ночной город. Ощущения те же самые, а экономические и пространственные затраты нулевые.
Шарики. Невероятно хрупкие, изящные. Изукрашенные каждый на свой манер. Блёстки, пайетки, бисер, жемчужины. Синие, жёлтые, красные, розовые. Дунь на это стекло, почти химическое, и оно лопнет, чуть сожми — и не выдержит. Рядом вроде как не отличающиеся китайские подделки, только вот пластмасса. А может, это и лучше, экономней, ведь не бьются.
Тут же справа стояли искусственные ёлки. Жалкая пародия на нечто настоящее. Они не пахли смолой, стружкой, праздником, они не кололись, их можно было гнуть в любую сторону, потому как пластмассе ничего не грозит. У них был срок годности «не ограничено» и маркировка под подставкой. Что-то наподобие её жизни.
Если бы у неё была возможность, она бы купила ёлку в горшке. Но это было слишком дорого, да и ставить некуда.
Девушка не могла вспомнить, когда в прошлом году началась эта зимняя суета, но казалось, что немного позже. Сейчас же едва закончился учебный семестр, и на пороге стояли, монотонно барабаня в дверь, жуткие полугодовые зачёты и экзамены, пугающие похлеще нечистой силы и привидений.
«Запись от 3 декабря 2015 года»
Мне становится смешно и грустно от этого. Я никак не могла понять, когда и как упустила такую деталь. Но ещё больнее становится от мысли, что она мне не враг. Увы, она не может им быть. Я должна её ненавидеть, но не могу. Не хочу. Не умею.
Паскудно. Так же паскудно, как после быстро выкуренной сигареты натощак.
Спазмы, сжимающие все внутренние органы, вызывающие тошноту и тупую звенящую боль в висках.
Холодная дрожь мелкими кристалликами сковала моё сердце, когда я увидела её в дверях нашей квартирки.
Да, всё верно.
Юна — его девушка. Её испытывающий взгляд… тогда, в автобусе. Её тонкая талия под широкими мужскими ладонями у окна в универе. Её пухлые губы, сливающиеся с его губами… Всё это толстым отпечатком врезалось в мозг. Помнится, я тогда всю ночь не могла уснуть. Сумасшествие, а не судьба.