Влюбленные безумны
Шрифт:
Весь следующий день она провела в необычайном волнении. Александра почему-то подумала, что государь вызвал к себе графа Ланина, чтобы отругать его за непочтительность и глупость его жены. Ей было невыносимо стыдно, и она не могла найти себе оправдания. Она готовилась к неприятному разговору с мужем.
Алексей Николаевич вернулся под вечер, когда уже совсем стемнело.
– Ваше сиятельство, что с багажом прикажите делать? – спросил его камердинер Федор. – Едем мы или нет?
– Едем!
Александра ахнула. Так и есть! Это ссылка!
– В дом на Фонтанке, – весело сказал граф. – Езжай туда, Федор, скажи, чтобы с мебели
– Ну, слава Богу! – обрадовался Федор. – Выходит, домой едем!
И торопливо ушел.
– Значит, все хорошо? – спросила Александра, все еще не веря в случившееся.
– Мы беседовали не менее получаса, и государь был со мной чрезвычайно любезен. Даже назвал своим другом. Я получил новое назначение, – взволнованно сказал муж, прохаживаясь взад-вперед по комнате. – В комитет по строительству. Государь издал распоряжение о строительстве железной дороги Москва—Санкт-Петербург. Этому проекту было много противников. Указывали на непроходимые топи, неровный рельеф местности, нехватку средств. Видимо, нужны мои капиталы, – усмехнулся граф.
– И что же ты, Алексей Николаевич?
– Я согласился стать одним из акционеров и руководителей проекта. Это выгодное предприятие, поверь. Только человек недальновидный, ни разу не бывавший в Европе или ограничивающий пребывание там болтовней на водах с дамами, может не понимать, что без развитого транспорта Россия так и останется аграрной страной, где-то на задворках цивилизации. Железные дороги надо строить повсюду, это только начало, Сашенька. Я с радостью возьмусь за этот проект, но, увы, мой друг, это отнимет у меня много времени. Тебе придется занять себя самой. Государь хочет видеть тебя при дворе, в своей свите. Мне придется сдать тебя на попечение Аннеты. Она на правах гофмейстерины представит тебя императрице, и ты официально получишь право бывать на больших выходах и придворных балах. Кстати, мне вернули почти все мои привилегии. Теперь я просто обязан бывать при дворе, и ты, мой друг, тоже. Вот и сбылись наши мечты, – грустно сказал Алексей Николаевич. – Не хочу думать, что государь пожаловал меня только лишь для того, чтобы я не мешал ему наслаждаться красотой моей жены, – пошутил он.
Александра вспыхнула.
– Что-то случилось, мой друг? – пристально посмотрел на нее граф. – Я чего-то не знаю?
– Нет-нет, все хорошо.
– Тебе надо отдохнуть, – мягко сказал Алексей Николаевич и, подойдя к жене, взял ее руку и ласково погладил. – А мне надо поработать. От меня ждут подробную справку о состоянии дел. Возможно, что мне придется уехать, я должен видеть, что уже успели сделать и насколько это правильно.
– Надолго? – испугалась Александра.
– Не знаю. Но ты не должна об этом думать. Старый, скучный муж уедет по своим скучным казенным делам. Ты же, мой друг, развлекайся, веселись.
«Веселись! – думала она, засыпая. – Как же я покажусь на глаза государю? А ведь мне придется с ним видеться! И каждый раз он будет думать, какая же глупая и наивная девочка эта графиня Ланина и, к тому же, с дурными манерами. Да лучше бы мне было тогда провалиться сквозь землю!»
Глава 3
Особняк на Фонтанке, куда они с мужем вскоре переехали, Александру сильно разочаровал. Она и сама не ожидала, что, едва очутившись внутри, проникнется к фамильному гнезду графов Ланиных такой откровенной неприязнью. Дом этот был выстроен в
Что же касается внутренних покоев… Предки графа Ланина жили открыто, поэтому и дом в северной столице выстроили соответствующий. Он был предназначен большей частью для жизни светской, балов, раутов, словом, для приема многочисленных гостей, поэтому все в нем было для их удобства, а вовсе не для удобства самих хозяев.
Весь первый этаж занимала анфилада огромных, полупустых парадных комнат. И хотя все они были прекрасно декорированы дорогими тканями и редкими породами дерева, а также полудрагоценными камнями, такими, как оникс, нефрит, агат, сами тона отделки были холодные, отчего, находясь внизу, Александра все время мерзла. Здесь было очень неуютно.
Жилые же комнаты находились наверху, в мезонине. Там был кабинет самого хозяина, небольшая приемная, общая спальня и женская половина, полностью отданная теперь в распоряжение молодой графини. Имелась и темная проходная комната, где она все время испытывала страх. Неробкая от природы, Александра, тем не менее, боялась… увидеть женское привидение! Она была уверена, что покойная графиня Лиза ревнует ее к любимому.
На женской половине ей было еще неуютнее, чем внизу. После смерти графини Лизы эти комнаты остались сиротами. Они пребывали в пыли, в запустении и полумраке. Прислуга заходила сюда редко, сам же граф никогда. Теперь Александре предстояло вдохнуть в них жизнь.
Но едва войдя в маленький кабинет, где покойная графиня отдыхала от светских развлечений и занималась хозяйственными делами, Александра почувствовала еще большую неловкость. Все здесь было чужое, непонятное и незнакомое, даже сам запах восточных благовоний, казалось, оставшийся навечно в складках ткани, въевшийся в обивку мебели, в обои на стенах, навевал на нее тоску. Побыв здесь минут пять, Александра начинала задыхаться. Это был маленький мир абсолютно чужой ей женщины. На бюро лежало покрытое пылью неоконченное письмо к одной из многочисленных подруг, а на изящной козетке – шкатулка с рукоделием, также неоконченным. На стене висели картины, которые Александре сразу не понравились, очень уж мрачные, и, наконец, портрет самой графини Лизы.
Александра с удовольствием отметила, что покойница заметно уступает ей в красоте. Графиня Лиза, бесспорно, была настоящая аристократка, но в ней не было ни капли чувственности, ни грамма той жажды жизни, стремления брать от нее все до капли, для своего удовольствия, которые были в самой Александре и которые так притягивали к ней мужчин. Глядя в милое, тонкое лицо покойной графини, графиня новая думала о том, что Лиза, бесспорно, способна была вызвать сильное чувство, но только у одного мужчины, у своего мужа. У ног ее никогда не было толпы поклонников. «О чем это я думаю? – спохватилась она. – Разве не должна я стать такой же? Светской дамой, верной женой, образцом добродетели. О любви надо забыть. Надо думать о долге».