Влюбленные лжецы

Йейтс Ричард

— Чертовы пугала, — повторил он. — Коровищи.

И со всей силы ударил в стену правым кулаком.

— Конечно, я понимаю, что Альфред расстроился, — сказала Кристина позже, когда они с Уорреном легли в постель, — но чтобы вот так пойти и разбить себе руку! Это было ужасно.

— Можно? — робко постучавшись, спросила Грейс и вошла, растрепанная, но счастливая, в комнату. Она все еще была в платье, но пояс уже сняла: ее черные шелковые чулки спустились и теперь складками закрывали верх туфель. Ноги у нее оказались бледными и слегка волосатыми.

— Как рука у Альфреда? — спросила Кристина.

—

Вот отмачивает ее в теплой воде, — ответила Грейс. — А то все порывался от боли засунуть ее в рот. Ничего, обойдется. И собственно, Кристина, я вот чего пришла сказать. Насчет Эйми ты, пожалуй, права. Она — дрянь. Я это сразу поняла, как только ты привела ее сюда. Не хотела ничего говорить, она же вроде как твоя подруга, но, видит Бог, это так. И хочу, чтоб ты знала: я всегда на твоей стороне, Кристина. Я за тебя горой.

Уоррен слушал все это, подтянув одеяло к самому подбородку, и ему хотелось лишь одного — тишины в доме.

— …А помнишь, как она потеряла все квитанции из химчистки, а потом принялась врать?

— А когда мы с тобой собирались в киношку, помнишь? — добавила Грейс. — У нас тогда не было времени сделать сэндвичи, и мы решили положить яичницу прямо на тосты, а эта Эйми так и терлась поблизости, без конца спрашивая: зачем да почему мы готовим яичницу? Она буквально бесилась, что мы не позвали ее с собой, вот она и прикидывалась из ревности маленькой соплячкой.

— Вот именно маленькая соплячка она и есть. В ней нет… у нее нет зрелости, да, совсем напрочь.

— Точно. Кристина, ты совершенно права. И я вот как решила поступить: нынче же утром я ей перво-наперво скажу: «Прости, Эйми, но я больше не хочу видеть тебя у себя в доме…»

Уоррен ушел еще до рассвета и, возвратившись домой, попытался снова заснуть, хотя больше чем на пару часов сна он рассчитывать не мог: к тому времени, когда Джудит спустится принимать ванну, требовалось быть уже на ногах, одетым и улыбающимся.

— Должна сказать, Уоррен, ты определенно хорошо выглядишь, — поприветствовала его тетушка. — Выглядишь спокойным и подтянутым, как мужчина, который сам полновластно распоряжается своей жизнью. От той изможденности, что порой так тревожила меня, не осталось и следа.

— Да? — отозвался он. — Спасибо вам на добром слове, Джудит. Вы тоже прекрасно выглядите, но, впрочем, как всегда.

Он знал, что звонок от Кристины последует непременно, и оставалось лишь надеяться, что она сделает это не раньше полудня. В это время Джудит обычно выходила пообедать; либо, если ей приходило в голову сэкономить, она в эту же пору отправлялась в путешествие по продуктовым магазинам, чтобы сделать небольшие закупки. Она обходила окрестные улицы с сеткой, которую постепенно заполняли разной снедью восхищенно-почтительные хозяева местных магазинчиков — простые англичане и англичанки, которых из поколения в поколение приучали сызмальства распознавать настоящих леди, если таковые вдруг к ним забредут.

В полдень в окно, что выходило на улицу, Уоррен увидел ее статную, неподвластную годам фигурку: Джудит спустилась по ступенькам крыльца и неторопливо пошла по улице. Буквально тут же телефон разразился звонкой трелью — от напряженного ожидания звук показался особенно громким.

— Как ты сегодня быстро

снял трубку, — заметила Кристина.

— Ничего удивительного — не мог уснуть. Как у тебя с Эйми сегодня?

— Полный порядок. Все худшее уже позади. Мы тут втроем потолковали как следует, и у меня в конце концов получилось уговорить Грейс, чтоб та разрешила ей остаться.

— Вот и хорошо. Хотя удивляет, что Эйми-то сама согласилась остаться.

— Ты что, шутишь? Это Эйми-то? По-твоему, у нее есть куда пойти? Уоррен, если ты считаешь, что эта Эйми еще где-то нужна, так ты просто сбрендил. Но ты же знаешь меня: иной раз и из себя могу выйти, но вот чтоб выгнать кого-то прямо на улицу…

Она замолчала, в трубке слышалось ритмичное пощелкивание — это Кристина жевала резинку. До сих пор он ни разу не замечал, что Кристина ее жует.

— Послушай, дорогой, — наконец продолжила она, — я тут занята буду, и наши встречи придется на какое-то время отложить. Сегодня вечером меня не будет, и завтра, и весь уик-энд тоже. — При этом она тихо, но довольно грубо усмехнулась. — Мне нужно заработать хоть немного денег, дошло?

— Да, разумеется, — сказал он. — Разумеется, тебе это нужно; я понимаю. — И едва эти милые слова согласия слетели у него с языка, как он осознал, что именно так и ответил бы настоящий альфонс.

— Но я могла бы как-нибудь заглянуть к тебе днем, — предложила Кристина.

— Нет, вот этого делать не нужно, — решительно возразил он. — Днем… днем я почти всегда занимаюсь в библиотеке.

Они договорились встретиться на следующей неделе в один из вечеров. У нее дома, в пять. Но какая-то едва уловимая нотка в ее голосе вызвала у него подозрение, что там ее не окажется — и таким неявным способом она попытается избавиться от него или в крайнем случае это станет прелюдией к разрыву: никакой альфонс не может ожидать, что в нем будут нуждаться вечно. А потому, придя в назначенный день и назначенный час, он совсем не удивился, не застав ее на месте.

— Уоррен, Кристины дома нет, — объяснила Грейс Арнольд, вежливо отходя в сторону, чтобы дать ему войти в квартиру. — Она велела передать, что позвонит. Ей пришлось уехать на несколько дней в Шотландию.

— Вот как? Наверно… у нее какие-то проблемы дома?

— Проблемы? Что вы имеете в виду?

— Ну, я просто подумал, что, наверное… — И Уоррен, к собственному изумлению, озвучил тот самый неуклюжий предлог, про который они когда-то вместе с Кэрол решили, что он вполне подойдет для Джудит, причем воспоминание об этом показалось ему отголоском какой-то другой жизни. — Наверное, заболел родственник или что-то в этом роде?

— Да, именно так. — Грейс была явно благодарна ему за протянутую руку помощи. — У нее в семье кто-то заболел.

В ответ Уоррен сказал, что сожалеет об этом.

— Может, тебе плеснуть чего-нибудь, Уоррен?

— Нет, спасибо. Увидимся, Грейс.

Уже повернувшись, чтобы уйти, он чувствовал, что сумел найти выражения, вполне пригодные для эдакого холодного последнего слова. Но не успел он дойти до двери, как увидел вернувшегося с работы Альфреда: на лице у того застыло смущенное выражение, а руку от локтя до самых кончиков пальцев скрывала висящая на муслиновой перевязи тяжелая гипсовая глыба.