Влюбленным вход воспрещен!
Шрифт:
– Да я и не умею, – скромно призналась я. – Сама не знаю, как это у меня получилось… проявились скрытые резервы организма!
Ольга смотрела на меня с явным уважением. Надо же! Если так дальше пойдет, мы с ней скоро подружимся!
Я спохватилась, вспомнив, что мы еще не решили своих проблем, и спросила сестру:
– И куда мы теперь? Что ты собираешься делать с трупом Каренина?
– Есть тут одно местечко… – ответила она загадочно. – В общем, нам нужно ехать на Охту.
Город к вечеру постепенно пустел, пробок не было,
И тут, когда я уже начала успокаиваться, из-за газетного киоска, как чертик из табакерки, выскочил милиционер в форме дорожно-патрульной службы и сделал нам знак остановиться.
– Только не это! – застонала Ольга, вцепившись в руль.
Но делать было нечего, и ей пришлось затормозить.
– Сержант Косолапов! – проговорил милиционер, вразвалочку приближаясь к микроавтобусу. – Кто такие, куда едем, что везем?
– Что делать? – вскрикнула я, с надеждой уставившись на сестру. За сегодняшний трудный день я уже привыкла, что у нее есть ответы на все вопросы, которые ставит перед нами безжалостная судьба.
– А я знаю? – отозвалась Ольга мрачно. Видимо, и ее ответы закончились.
Она открыла дверцу, выпрыгнула на тротуар и двинулась навстречу милиционеру, вымученно улыбаясь. Когда между ними оставалось два-три шага, она проговорила грудным воркующим голосом:
– Добрый вечер, сержант! Как приятно встретить теплым весенним вечером такого симпатичного мужчину! Особенно если он в форме… просто обожаю мужчин в форме!
Наверное, Ольга привыкла, что ее сексуальный голос в сочетании с грубой лестью безотказно действует на мужчин, и решила использовать это проверенное оружие. Однако она забыла, что успела переодеться и сейчас выступает в характерной роли трудового мигранта. Поэтому реакция милиционера была бурной:
– Что, совсем сдурел, финик пересушенный? Ты за кого меня принимаешь? Надо же, уже гас-тарбайтеры голубые развелись! Скажи спасибо, что я при исполнении, а то я бы тебе сейчас ноги оторвал и в обратном порядке приделал!
Ольга попятилась, сообразив, какую роковую ошибку она допустила. Неудача подействовала на нее угнетающе. Она втянула голову в плечи и стояла перед сержантом в полной растерянности. Я решила, что должна поспешить к ней на помощь, выскочила из кабины, бросилась к милиционеру и зачастила, безбожно коверкая родной язык:
– Не ругайся, начальника! Мустафа не голубой, он просто анаша курил, у него в башка все перепуталось, он теперь себя за баба считает!
– Что?! – милиционер побагровел. – Еще и анаша? А ну, колитесь, абрикосы вяленые – где анашу брали?
– Прости, начальника! – заторопилась я, почувствовав, что только усугубила наше положение. – Мустафа не анаша курил, а простые сигареты, это я по-русски плохо говорю, не знаю как правильно называется… у нас всякий курево анаша называют…
– Что же у него – от простых сигарет крыша поехала? – недоверчиво
– Ага, – кивнула я. – С непривычки! У нас дома сигарет нету, у нас ничего нету, вот он и отвык…
– Достали вы меня уже! – рявкнул сержант. – А ну, показывайте – что везете?!
– Ничего не везем, начальника! – еще больше зачастила я. – Совсем ничего! На стройка работали, теперь домой едем!
– Открывай автобус! – продолжал горячиться милиционер. – Показывай свое ничего!
Он подошел к задней двери микроавтобуса и остановился перед ней, широко расставив ноги и положив руку на кобуру в позе белого надсмотрщика на хлопковой плантации.
Я взглянула на сестру, но ждать от нее поддержки не приходилось: Ольга все еще была в полной прострации.
Делать нечего – пришлось открыть дверцу автобуса.
– Ага! – радостно проговорил сержант, увидев плотно набитые мешки. – Это у вас называется «ничего»?
– Да я же говорю – плохо по-русски понимаю! – принялась я оправдываться. – Не знаю, как это будет по-русски… вот и сказал, что ничего!
– Ну все, вы меня достали! – рявкнул сержант. – Вот мы сейчас проверим, какое тут у вас «ничего»…
Он схватил один из мешков и одним рывком подтащил его к двери.
Я побледнела: это был тот самый мешок, в который мы упаковали несчастного Каренина…
– Не надо открывать, начальника! – взмолилась я, попытавшись оттащить его от автобуса.
– Ах, не надо? – сержант плотоядно ухмыльнулся. – Что же у вас там такое? Ну-ка, попробую угадать? Не иначе, анаша!..
– Зачем анаша? – я еще больше растерялась. – Не знаю никакая анаша! В жизни не видел анаша!
– Последний раз спрашиваю – что в мешках?
– Мусор! – воскликнула я.
– Ах, так ты еще и обзываться? – сержант еще больше рассвирепел.
Я оглянулась на Ольгу, надеясь, что она очухалась и придет мне на помощь… и пришла в еще больший ужас: сестра подкрадывалась к сержанту с разводным ключом в руке!..
– Стой! – воскликнула я в отчаянии.
– Зачем же стой! – ответил сержант, приняв мой возглас на свой счет, и рванул края мешка…
Я уже представила, как оттуда выглядывает мертвое лицо тележурналиста…
Но вместо этого на сержанта посыпалась цементная пыль, обрывки обоев и тому подобный строительный мусор. К счастью, это оказался не тот мешок.
– Черт! – вскрикнул милиционер, отскочив от автобуса и брезгливо отряхиваясь. – Это что еще за пакость? Что же ты, чернослив засахаренный, меня не предупредил, что у тебя там мусор? Теперь ни одна химчистка форму не примет!
– Как не предупредил? – засуетилась я. – Почему не предупредил? Я тебе говорил, начальника, что там мусор! Я же тебе говорил – стой! А ты меня не послушал…
– Вот достал, урюк плесневелый! – тоскливо проговорил сержант. – Ты же говорил, что вы домой едете? Зачем же вы мусор-то домой везете? Мусор на свалку положено!