Влюбленный повеса

Ланзони Фабио

– Но ведь он ухаживает за тобой? – подозрительно посмотрела на мать Натали.

– Натали, он француз! – весело рассмеявшись, сказала Дезире. – А французы в сердечных делах очень своеобразны.

Натали помолчала, рассеянно теребя кружевную оборку на рукаве.

– Ты хочешь сказать, что все эти годы у тебя не было любовника? – недоверчиво произнесла дочь.

Дезире посмотрела на дочь холодным, твердым взглядом.

– Я не занимаюсь адюльтером, дочь моя.

– Но ты ведешь себя так, словно тебе и дела нет до отца.

– Натали,

во Францию я вернулась с разбитым сердцем. Рано или поздно я должна была или собрать его по кусочкам, или умереть от боли.

– И для тебя не имеет значения, что отец теперь умирает?

В светло-карих глазах Дезире отразилась печаль.

– Это имеет значение. Для Чарльза в моем сердце всегда найдется нежность. Но я не могу позволить ему снова погубить себя.

– Погубить тебя? Но это ты оставила нас, невзирая на наши чувства. А если он тебе еще дорог, почему бы тебе не вернуться?

Дезире дотронулась до руки своей дочери.

– Натали, ты никогда не читала мои письма, так ведь?

– Не читала.

Дезире встала и подошла к окну. Золотистые лучи солнца падали на ее печальное, умное лицо. Она смотрела на Вандомскую площадь. Потом она заговорила.

– У нас с Чарльзом были серьезные политические разногласия, которые приводили к ужасным спорам. Он считал Наполеона жестоким деспотом, который не успокоился бы, пока не поставил бы на колени всю Европу. А я придерживалась мнения, что император был человеком больших устремлений, и я искренне верила, что будущее Франции – в республиканском режиме. Дела Чарльза на бирже от введения Бонапартом континентальной системы, конечно, пострадали. Но Чарльз все равно не понимал до конца, в чем заключаются политические различия между нашими странами. Вскоре после того как Бонапарт одержал победу в сражении под Дрезденом, Чарльз потребовал, чтобы я отреклась от Бонапарта, как от тирана.

– А ты не отреклась?

– Конечно же, нет! Твой отец не имел права указывать мне, что я должна делать, а что не должна, во что должна верить. Он не имел права требовать, чтобы я отреклась от Франции. Потом он…

Дезире безнадежно махнула рукой.

– Что случилось потом, мама?

Дезире продолжала голосом, охрипшим от волнения.

– Потом Чарльз отказался от выполнения супружеского долга до тех пор, пока я не отрекусь и не откажусь от своего французского гражданства.

Натали была поражена всем услышанным.

– И поэтому ты уехала?

– Натали, я француженка! Я не могу повернуться спиной к своей родной стране! Но я и не могла жить со своим мужем в браке, от которого осталась лишь формальная оболочка. Теперь, когда ты сама замужняя женщина, ты должна понимать это!

Дезире сопровождала свою речь энергичными жестами. Натали почувствовала себя виноватой, но ей не хотелось показывать это.

– Но как же ты могла его оставить, если любила его? – спросила Натали, пряча улыбку.

– Я

оставила его именно потому, что любила, – ответила мать, глубоко вздохнув. – И сегодня он мне еще дорог.

– Я не верю, – покачала головой дочь. Дезире села рядом с ней.

– Я знаю, что ты обижена, моя дорогая, – произнесла мать тихо. – Я долго и трудно боролась с Чарльзом за то, чтобы он позволил мне увезти тебя с собой в Париж, но он упорно отказывался.

– Этого… этого я не знала, – растерянно произнесла Натали. – Но все равно, как ты могла оставить своего ребенка? Я просто не могу поверить, что любящая мать может это сделать. Особенно теперь, когда…

– Теперь, когда ты беременная, дорогая? – мудро спросила мать.

– Как ты это узнала? – в замешательстве спросила дочь.

Дезире дотронулась до ее руки.

– О, Натали, женщина всегда может заметить эту радость в другой женщине.

Вопросительный взгляд Натали встретился со взглядом матери.

– Это было радостно – носить меня, мама?

– Это было самое большое удовольствие в моей жизни.

Взволнованная Натали молчала. Дезире сжала ее дрожащие пальцы.

– Скажи мне, милая, твоя беременность ускорила свадьбу?

Натали в замешательстве кашлянула.

– Какая же ты проницательная, мама. Фактически Райдер силой поволок меня к алтарю.

В глазах Дезире заплясали веселые искорки.

– Ох уж этот дьявол, за которого ты вышла замуж! Он не из тех, кто позволит девушке долго ходить в девственницах, а? Что касается тебя, моя дорогая, то в тебе немного больше французской крови, чем ты думала.

– Наверное.

– Но ты счастлива, не так ли?

В голосе матери прозвучали нотки обеспокоенности. Но дочь посмотрела на нее с сияющим лицом.

– Счастливее быть нельзя, мама!

– Очень хорошо.

Дезире взяла в свою руку руку дочери, и так они некоторое время сидели молча. Потом Дезире заговорила.

– Дорогая, теперь, когда тебе ведомы все радости супружеской жизни, ты, несомненно, поймешь, что я не могла вынести жизни с твоим отцом в атмосфере вражды.

– Я пытаюсь понять, мама.

– Что касается тебя…

– Да?

Дезире покачала головой, и в ее голосе послышалось глубокое сожаление.

– Тогда ты казалась мне такой же потерянной, и Чарльз.

– Но теперь ты видишь, что я похожа на тебя больше, чем тебе казалось?

– Да. Я могу только молиться, чтобы ты дала мне шанс.

Мать тепло посмотрела на дочь. Как ни тронуло Натали раскаяние матери, она оказалась еще не готова к тому, чтобы совершенно забыть так долго хранимую ею обиду.

– Я… я постараюсь, мама. Я могу только обещать.

– Тогда я буду цепляться за это обещание со всей надеждой, которая только есть в моем сердце.

Последнюю фразу Дезире произнесла искренне и пылко. Натали сочувственно посмотрела на свою мать.