Влюбленный странник
Шрифт:
Женщины не играли в его жизни первостепенной роли. Они уступали его любви к спиртному, но, когда Бо не пил, ему требовался какой-нибудь заменитель алкоголя, а женщины были тем, что проще всего удавалось заполучить. И только потому, что Люсиль оказала ему сопротивление, вернее, неправильно истолковала его ухаживания, Бо раззадорился всерьез, решив завоевать ее любой ценой.
В чувственных чертах лица Бо было некое очарование, неизменно привлекавшее женщин, словно запах аниса — крыс. Он был и выглядел искушенным мужчиной, но женщины бегали за ним, чуть ли не умоляя продемонстрировать им его
Истратив последний цент, Бо переходил к воздержанию, которое продолжалось ровно до тех пор, пока ему не удавалось подсобрать достаточно денег, чтобы напиться. Бо копил деньги на свои запои, как другие люди копят на машину или на дом, где смогут осесть и зажить счастливо.
Люсиль понадобилось три года, чтобы признать правду. Три года, в течение которых она укладывала Бо в постель, убирала за ним и горько плакала, чувствуя себя такой беспомощной, бессильной справиться с этим мужчиной, равнодушным ко всему, что она пыталась говорить или делать, чтобы его спасти. И все же Люсиль любила Бо.
Теперь, с удивлением наблюдая, как Бо Британ наливает себе виски, Люсиль недоумевала по поводу того, как могла она так долго быть в плену своего чувства, как могла она любить этого беспринципного негодяя, который всегда, даже в самом начале их отношений, предпочитал ей бутылку.
Она бесстрастно отметила про себя, что ботинки на Бо изрядно поношенные, а костюм старый, хотя Бо и умудряется носить его с самым независимым видом, а стрелочки на брюках выглядят острее бритвы.
Кроме тех моментов, когда Бо бывал пьян до бесчувствия, он всегда выглядел щеголевато. Это было частью его удивительной жизнеспособности, как и умение, выпив такое количество спиртного, после которого любой другой мужчина уже не смог бы пошевелиться, держаться на ногах и продолжать шутить с неподражаемым видом человека, пренебрегающего условностями, способного при желании очаровать даже самого непрошибаемого антрепренера, который соглашался дать ему еще один шанс.
Бо до половины наполнил стакан виски и чисто символически капнул сверху содовой. Затем, подняв стакан, все тем же издевательским тоном произнес тост:
— Да сохранит тебя господь, Люсиль, хотелось бы мне быть на его месте.
Это был любимый тост старого волокиты, и женщины, перед которыми он его произносил, неизменно заливались смехом. И именно эти слова вдруг помогли Люсиль собраться и прийти в себя. Ужас, сковавший ее, испарился, и Люсиль поднялась на ноги.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — И откуда ты вообще взялся?
— Задавай-ка вопросы по очереди, дорогая, — ответил Бо, вальяжно располагаясь в кресле. — А ты похорошела, — продолжал он. — Выглядишь ты, черт побери, куда лучше, чем когда я увидел тебя впервые. И кого же следует поблагодарить за превращение гусеницы в бабочку?
Люсиль нетерпеливо топнула ногой.
— Что тебе здесь надо? — потребовала она ответа.
Это было почти непостижимо, но она чувствовала сейчас ту же слабость, что и всегда, когда дело касалось Бо Британа. Ему всегда удавалось навязывать
— Я требую, чтобы ты ответил на мои вопросы!
— Почему бы и нет? — подал голос Бо. — История моей жизни после того, как мы расстались, не займет много времени. Я был в тюрьме.
Говоря это, Бо улыбался. Люсиль поняла, что это не только было правдой, но и самым очевидным объяснением того, что он надолго оставил ее в покое и не объявился раньше.
— Я думала, ты умер.
— Как это ни удивительно, но я жив. В моей жизни было много приключений с тех пор, как в последний раз пересеклись наши с тобой пути. Дай-ка вспомню: ты ведь бросила меня в Танкевилле, так? Не помню, как ты уходила, но, когда я пришел в себя и стал выяснять, куда же ты пропала, мне сказали, что тебя нет.
— Удивительно, что я вообще продержалась с тобой так долго, — проговорила Люсиль.
— Дорогая, не думай, что я тебя виню. Я поступил бы на твоем месте точно так же. Я должен быть тебе благодарен за то, что ты выносила меня так долго.
— Что теперь-то тебе от меня нужно? — бросила Люсиль, отлично зная ответ на свой вопрос.
— Неужели тебе надо это объяснять? — Бо расплылся в улыбке. — Я в своем обычном состоянии отчаянной нужды. А ты, похоже, теперь богатая женщина.
— Если ты думаешь, что тебе удастся что-нибудь из меня вытянуть, то ты ошибаешься.
— Разве? — Бо поднял брови. — Я читал вчера твое интервью в «Ивнинг Стандарт». Мне доставило огромное удовольствие то место, где написано, как Эдвард Джепсон открыл тебя, когда ты впервые вышла на сцену. «Со школьной скамьи — в звезды». Кажется, так был озаглавлен этот материал. Забавно, но я отлично помню твой двадцать третий день рождения. Или это был двадцать четвертый? Мы играли тогда в Мертауне, и ты упросила меня купить тебе стеклянную брошку, поразившую твое воображение. Она обошлась мне в два доллара пятьдесят центов. Я хорошо помню. Ты тогда еще поцеловала меня в благодарность. И сказала, что это — единственная вещь, которую тебе по-настоящему хотелось иметь.
— Прекрати! — едва слышно прошипела Люсиль.
— Да, думаю, это был твой двадцать четвертый день рождения, — не унимался Бо. — Интересно, заинтересуются ли моими воспоминаниями воскресные газеты? Я много не запрошу.
Люсиль глубоко вздохнула:
— Сколько ты хочешь?
— За мои мемуары?
— За то, чтобы убраться из моей жизни и никогда больше не появляться. Я думала, ты умер. Но нет! Надо было быть законченной идиоткой, чтобы не понимать, что рано или поздно ты объявишься и попытаешься устроить мне неприятности.
— Вернуться к законной жене означает устроить неприятности? Ты ведь, я полагаю, до сих пор моя жена?
— Говорю же тебе: я думала, что ты мертв. Если бы знала, что это не так, давно бы развелась с тобой!
— Конечно, все это немного портит имидж очаровательной школьницы с широко раскрытыми глазами, невинной малышки, чье первое появление на сцене посетила сама фортуна в лице Эдварда Джепсона. Похоже, этот парень умеет выбирать. А он имеет представление о твоем истинном возрасте?