Влюбленный виконт

Уайлдс Эмма

– Я ни о чем не спрашивала, – пробормотала она, старательно поправляя перчатку.

Майлз гибким движением отодвинулся от стены.

– Ты просто хотела предложить мне разузнать, что тревожит Люка.

Она действительно этого хотела, будь он неладен.

– Вовсе нет, – сухо сказала Элизабет.

– Лгунья. – Улыбка мелькнула на его лице и тут же исчезла. Он покачал головой. – Просто женщины не понимают мужчин.

– А зачем нам это нужно? – пробормотала она. – Впрочем, не мог бы ты сказать точнее, чего именно я не поняла в данном случае?

– Я не собираюсь совать нос в чужие дела. Прости, Эл. Если бы ему

хотелось поговорить об этом, он сам завел бы разговор. В сущности, это не мое дело и не твое, если с ним что-то не так.

– Прости, что я тревожусь о своем брате.

Он знал эту упрямую складку ее губ. Майлз Хоторн мысленно выбранился и поборол желание схватить Элизабет за узкие плечи, вытащить через французское окно на террасу и объяснить в самых простых выражениях, какие только возможны, как мало нравится среднему мужчине, когда женщина вмешивается в его дела и пытается навести порядок в его жизни.

Или вытащить ее отсюда и сделать что-то совершенно другое. В голову ему пришел пылкий поцелуй. Честно говоря, такое ему приходило в голову очень часто, когда он оказывался рядом с Элизабет.

Если бы они на самом деле были двоюродными братом и сестрой, этого никогда бы не произошло, но в действительности они не были родственниками, и он знал об этом с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы понять все сложности, заключающиеся в этом положении. Его овдовевшая мать вышла замуж за кузена отца Элизабет всего через несколько месяцев после того, как родился Майлз и они переехали в имение Доде. У них с Элизабет не было ни капли общей крови. Он заметил, что эта осведомленность нарушает порядок его жизни.

Элизабет нарушает порядок его жизни.

В этот вечер она выглядела потрясающе в темно-розовом тюле, не скрывающем верхней части ее кремовых грудей, а из-за низкого выреза изящная шея казалась длиннее. Блестящие волосы были зачесаны кверху, и сейчас ее глаза, удивительные серебристо-серые глаза, как у всех членов семьи Доде, смотрели на него с высокомерным презрением. На высоких скулах горел легкий румянец досады.

Она не обладала классической красотой, но все же ее считали красавицей. Ее светящиеся глаза с длинными ресницами украшали точеное лицо, кончик носа был пикантно вздернут… Когда Элизабет была моложе, сочетание этих, глаз и длинных вьющихся волос придавало ей что-то сказочное, а повзрослев, она стала отличаться от белокурых красавиц – несравненного идеала высшего общества. Цвет ее волос не поддавался определению: волны темно-каштанового цвета слегка отливали золотом на свету, и еще в них был рыжеватый оттенок.

Частью своей привлекательности она была обязана – он это понимал – своей живости. Элизабет редко делала что-то наполовину. Когда на ней женится какой-нибудь ничего не подозревающий бедолага, он наплачется, стараясь уберечь ее от неприятностей.

«Какой-нибудь очень счастливый человек, дурень ты этакий!»

Теперь она смотрела на него с нескрываемым раздражением. В этом смысле между ними ничего не изменилось.

– Люку удалось уцелеть во время войны в Испании, – заметил Майлз, отвечая на ее взгляд с непоколебимой твердостью. – У него есть титул, он богат, ему тридцать лет. Он не нуждается в том, чтобы над ним дрожали. Думаю, он разозлился бы, узнав, что мы ведем такие разговоры.

Она с воинственным видом скрестила руки под грудью.

– Да ведь он никогда не узнает, что

мы их ведем, не так ли? И я все равно считаю, что ты мог бы хотя бы поговорить с ним. Не знаю почему, но он относится к тебе с симпатией.

Элизабет умела уколоть его, как никто другой. Майлз помедлил, а потом ответил:

– Твоя способность расточать комплименты равняется моей. Я мог бы назвать множество причин, почему он относится ко мне с симпатией: главное, потому что у меня нет склонности вмешиваться в его жизнь.

– Я только прошу тебя…

– Нет. – Со стороны оркестра донеслось несколько знакомых мелодий. Майлз выгнул брови и посмотрел на свою сестрицу. – Разговор окончен, Эл. Давай потанцуем? Если только, конечно, ты не жаждешь танцевать следующий вальс с Портером, который явно направляется к нам.

Ему удалось отвлечь ее от разговора. На лице ее мелькнуло выражение страха.

– Я бы предпочла танцевать с тобой. Пошли быстрее.

– Я, конечно, весьма польщен. – Он схватил ее за руку и повел в центр зала. – Портер смертельно скучен, и все такое.

У Элизабет хватило такта рассмеяться. Она проявляла чувство такта и иначе – когда кружилась в его объятиях, хотя их, естественно, разделяло вполне пристойное пространство и ее рука чопорно лежала на его плече.

Они танцевали вдвоем множество раз, поскольку у них был один учитель танцев и, по существу, они учились вместе. Ведомые инстинктом, они двигались в совершенном согласии с живой музыкой, делали предписанные па, и ее тело волнующе покачивалось рядом с ним.

Он понимал, что эти соблазнительные движения, когда ее пышные юбки касались его ног, были бессознательными. Просто это ему так казалось, хотя и было совершенно пристойным. Во время этих уроков танцев он обретался в раю, хотя отчасти и в аду тоже.

Будь оно все проклято!

Когда же именно он влюбился в нее? Майлз не мог вспомнить. Не было яркой вспышки, когда он осознал этот момент, никакие трубы не звучали, он не заметил также и Купидона, стоящего где-то наготове с полным стрел колчаном за спиной. Они взрослели, и он стал сознавать это совершенно внезапно, также, как внезапно замечаешь, что небо синее или что зеленый цвет сельского пастбища собирается в фокус. Оно существовало, и все тут.

Когда Элизабет начала превращаться из девочки в женщину, она была очень невинна и бессознательно красива. Это было несколько лет назад – сейчас ей было всего девятнадцать, – но он делал все возможное, чтобы сохранять дистанцию, и это было не слишком трудно в те годы, когда он обучался в Итоне, а потом в Кембридже. Он рано окончил университет и вернулся домой в Беркшир как раз тогда, когда Элизабет готовилась к своему появлению в свете. Тогда-то, по возвращении, он был вынужден признать, каково в реальности его положение.

Она смотрела на него иначе.

То было не единственным, что мешало ему ухаживать за ней. Он был всего лишь приемным сыном баронета, и его ничто не ждало, кроме скромной части наследства. Ни титула, ни состояния, ни аристократической родословной. Правда, его дед имел графский титул, но отец был самым младшим сыном из четверых, а умер, когда Майлзу исполнилось два года.

Напротив, брат Элизабет был богатым виконтом, приданое за ней давали щедрое, а она была и умна, и красива. Короче говоря, она может – и так оно и будет, без сомнения, – найти гораздо лучшую партию, чем он.