Влюбленный виконт
Шрифт:
Профиль у нее был чистый, совершенный и такой знакомый, что он мот видеть его даже с закрытыми глазами. Майлз не помнил своей жизни до нее и явно не мог представить себе, какая это будет жизнь, когда они пойдут каждый своим путем. От расстройства он забыл ответить на ее вопрос.
Господи, о чем же она спросила?
– Что я делаю с чем? – тупо переспросил он, восхищаясь стройной кремовой колонной ее шеи.
Впадинка между ключицами была изящная и совершенная, и ему нетрудно было представить себе, как он прижимается
В серебристо-серых глазах блеснули удивление и раздражение.
– Не будь тупицей. Когда ты ухаживаешь за дамой, что ты делаешь?
Он за дамами, конечно, не ухаживал, в том смысле, в каком говорила она. Нет, он не давал обета безбрачия, и хотя у него были случайные эротические встречи, но ухаживать он ни за кем не ухаживал. Он любил Элизабет так давно, что действительно не мог вообразить серьезных отношений с кем бы то ни было, кроме нее, но, возможно, говорил он себе, когда она выйдет замуж и окажется для него недостижимой, он ее забудет.
Забудет? Нет, это немыслимо. Он приспособится к тому, что ее нет в его жизни.
Наверное, это тоже невозможно. Как бы то ни было, будущее обещает преподнести ему урок настоящего несчастья.
– Я не трачу деньги на горшочки с цветочками. Это уж точно. Это неоригинально. – Он указал на маленькую серебряную вазу с изящными фиалками. – Лорд Питер со мной не согласен.
– Мы что, снова будем спорить на эту скучную тему? И потом, ты так и не ответил на мой вопрос.
В профиль ему был виден кружевной веер ее ресниц и очаровательный, по крайней мере для него, слегка дерзкий абрис ее носа. Он ответил:
– Я еще не пытался покорить никакую леди. Мне всего двадцать два года.
– А мне всего девятнадцать, – заметила она, оборачиваясь и глядя на него. – И при этом я собираюсь броситься на поиски мужа так, будто гончие из преисподней кусают меня за пятки.
Он ничего не мог поделать: от ее язвительного тона и сравнения, совершенно не подобающего божеству, губы у него скривились.
– А я думал, что все молодые девушки только и думают, как бы заманить в ловушку какого-нибудь ничего не подозревающего мужчину и до конца жизни ворчать на его дурные привычки и тратить его с трудом заработанные деньги на женские пустяки.
– Если так происходит,- возразила Элизабет пылко, чего и следовало ожидать, – это потому, что нас вынуждают так поступать. Честно говоря, я завидую леди Бруэр. Если они с Люком любовники, это ее выбор, и от нее не требуют, чтобы она вышла за него замуж.
Слово «любовники» разбудило в нем, как и положено, фантазию, и Майлз с тоской посмотрел на дверь, хотя Элизабет стояла ближе к ней, чем он, и, чтобы выйти из комнаты, ему пришлось бы коснуться девушки.
– Я не думаю, что мы должны размышлять об их отношениях. Это их дело, и только их.
– Это так ты думаешь о твоих связях?
Она ревнива? Или она просто ревнует его к свободе, которой он
– Я отказываюсь от комментариев.
Когда же он начал двигаться к двери – черт бы ее побрал, у нее такой соблазнительный вид в этом девичьем светлом платье, – Элизабет спросила совершенно другим тоном:
– А каково это?
– Ты не можешь выражаться точнее?
Он невольно остановился, потому что больше всего ему хотелось как можно скорее избавиться от ее присутствия. И вместе с тем оставаться рядом с ней всегда.
Проклятая дилемма.
Она прислонилась к письменному столу красного дерева и скрестила руки на груди.
– Давай не будем притворяться. Ты постепенно приобретаешь репутацию завзятого повесы. Признаюсь, сначала меня это беспокоило, потому что… ну, назовем вещи своими именами – ты это ты. Но теперь я размышляю, не задать ли тебе все те вопросы, ответы на которые я вряд ли получу от мамы.
Судя по всему, гончие из преисподней заинтересовались и его пятками тоже, потому что ему страшно захотелось пуститься наутек. На Пиренеях в это время года, наверное, очень хорошо. Если он уедет туда…
Его голос прозвучал странно сдавленно:
– Могу я спросить, что вызвало эту внезапную воинственную позицию?
– Нет.
Вероятно, имея дело со своими матерями, мужчины научаются чувствовать, когда им грозят неприятности со стороны женщин. Майлз стоял, опустив руки по бокам, не понимая, что он такое сделал, чтобы вызвать у нее такую враждебность. Нельзя сказать, что раньше Элизабет никогда не злилась на него – наоборот, – но он не думал, что это как-то связано с тем, что он всего лишь прочел надпись на карточке, вложенной в букет цветов.
Ему не хотелось задавать простой, но пугающий вопрос: «Что я сделал?»
– Майлз, я терпеть не могу пребывать в неведении относительно чего бы то ни было, но для меня особенно невыносимо, если ты знаешь о чем-то больше, чем я. – На щеках ее показался тонкий румянец, но взгляд оставался прямым. – В конце концов, мы знаем друг друга всю жизнь… нашу жизнь. Я не понимаю, почему ты не можешь объяснить мне кое-какие детали.
«Нашу жизнь». Она не могла с более небрежным видом выбрать нож, чтобы воткнуть ему в горло.
– Господи, что ты хочешь узнать? – спросил он отрывисто и хрипло.
– Что именно происходит.
К несчастью, он понял, о чем она просит. Он понял даже выражение любопытства в ее прекрасных глазах, то врожденное любопытство, которое заставляло ее требовать, чтобы он научил ее плавать, бить по крикетному мячу и лазать по деревьям…
Необычные интересы для благовоспитанной барышни, почему ему и было скучно с такими барышнями. Элизабет никогда не была скучным товарищем, даже в те дни, когда он был старшим – одиннадцатилетним мальчиком, а она – всего лишь девчонкой.