Влюбленный
Шрифт:
— Вот кто я! — Почти торжественно заявила я и положила на стол Гербовый листок.
Осмотром нового документа все были удовлетворены. староста с Силой потер кулаком лоб и тоже, казалось, перестроился в отношении меня. Попросил:
— Рассказывай!
— Я иду домой, в село Граково, которое за Северным Донцом. Там живет моя мама и двухлетняя дочь. Я любила Вилли, он уехал на фронт. Вилли очень меня любил, и я очень его любила. Он говорил, что увезет меня в Германию. Я беременна
— Почему оказалась в Кривом Роге?
— Уехала с Вилли. Он меня увез.
— Где взяла пропуск? — вдруг закричал один из офицеров. — Партизаны дали?
— Я не знаю партизан. Пропуск мне выдали солдаты, которые служили с Вилли.
— Врешь, пропуск через солдат не выдается! — снова озверел староста. — Кто ты? Ольга или эта… Екатерина?
— Я Катя Костюченко. Катя.
— Врешь ты все! — крикнул староста.
Меня вывели из комнаты, через десять минут снова вызвали.
Староста огласил решение:
— Военная комендатура направляет тебя в отборные немецкие части СС, в село Берестовку. Там тебе развяжут язык, там ты скажешь, кто ты, советская дура!
Я расплакалась. Это еще больше взбесило старосту. Он подбежал ко мне и зловеще, сквозь зубы прошипел:
— Хватит прикидываться, сволочь! Вот когда тебе все кости переберут, вот тогда поплачешь. Скажешь, куда и зачем идешь! А здесь дурочкой не прикидывайся, не пройдет! Слышишь, не пройдет! Зараза!
Во дворе ко мне подошел рослый немец, накинул мне на пояс веревочную петлю, взобрался на лошадь и поехал, потянув меня за собой.
Дорога за селом была ужасной. Глыбы вывороченной танками земли застыли и образовали большущие, грубые валы окаменевшей почвы. Идти по глубоким рытвинам и ухабам было тяжело не только мне, но и лошади. Она то пускалась вскачь, то останавливалась. Я никак не могла приноровиться к ритму движения, часто падала. Всадник кричал на меня. Я потеряла счет ушибам, ссадинам, болели суставы рук, ног. Ныло все тело. Нестерпимо хотелось пить.
Село Берестовка. Дворы напичканы военными машинами, танками, дальнобойными орудиями. Сады, палисадники, дворы — всё обрело военный, угрожающий вид. Всюду люди с бляхами на груди. Отборные карательные части СС.
Меня встретил высокий, атлетически сложенный немец, одетый по — летнему — в трусах, в сапогах и с пистолетом на боку. Он подлетел ко мне, как ястреб, и закричал:
— Шпион! Парашютист! Капут! Расстрел!
— Воды, Дайте немного водички, — взмолилась я.
— Никс воды! Никс воды! Расстрел, капут!
Через некоторое время немцев прибавилось, меня отвели в сарай, где в беспорядке была разбросана гнилая солома. Окружили меня.
— Раздевайся!
— Не могу.
— Не могу? — взвился немец — атлет. — А к фронту идти можешь?!
— Раз-де — вай — ся! — закричали все в один голос. Несмотря на мое сопротивление, сорвали одежду, раздели догола. — Она партизан! Под кофтой платье, рубаха, костюм. Парашютистка!
Обыскивая, они растрепали мои Волосы, Залезли грязными руками В рот, заставили приседать, подпрыгивать, наклоняться. И— Хохотали. ВИх зверских действиях я видела похоть. ИхБыло семеро — здоровых, остервенелых парней. они швыряли меня на прелую солому, хватали за грудь, за ноги.
Послышался какой-то окрик снаружи, и «обыск» прекратился.
Меня вытолкали из сарая. Шеф в трусах отдал последний на сегодня приказ:
— В баню! На ночь в баню! Утром — расстрелять!
Стемнело.
В селе Берестовка баня была двухэтажная. Когда я подходила к ней, на улицу вывалилось не меньше сотни разгоряченных немецких солдат — за ними из двери клубами вырывался и весь их противный, кислый, скверный дух.
Я переступила порог и чуть не упала, поскользнувшись в мыльной луже. За моей спиной загремел замок.
В углу я заметила бочки с водой. Вода была отвратительной на вкус, но я с жадностью выпила. Отдышалась и еще выпила и пила до тех пор, пока от прилива тошноты не закружилась голова.
У стены темнела небольшая куча травы. Я Потрогала — свежая, пахучая трава. для чего она здесь? Я Покрыла травой лавку и легла на нее. запах травы напомнил мне о детстве, об отце. Я Чувствовала, как постепенно унимается боль.
«Галя, Галочка, крепись! Ты идешь на великое дело во имя жизни, счастья. Будь мужественной и терпеливой. Ты должна снести все муки, иначе провал. Ты должна спрятать себя так глубоко, чтобы никому в голову не приходило, кто ты есть на самом деле. Ты легкомысленная девица, тебя интересует только любовь, только развлечения. Вэтом твое спасение, Галочка!»
Пар рассеялся, сделалось очень сыро.
Снаружи клацнул замок, и дверь тихонько отворилась.
— Матка… а? Матка, ты где? — окликнул меня вкрадчивый голос старика.
Прикрыв за собой дверь, немец — старик, видимо охранник, пошарил лучом фонарика по мокрым стенам и полу и приблизился ко мне. Япочувствовала его мягкую — как умоего отца — руку. Старик Присел на лавку рядом со мной и стал гладить мои волосы.
— Я Тебе принес хлеб с мармеладом. это мой ужин, дочка, Возьми. поешь, родная моя девочка, это отец тебе дает.