Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына
Шрифт:
Случай этот типичен. Как тщательно, казалось бы, готовились показательные сталинские процессы, как отрабатывались все подробности показаний подсудимых, свидетелей! Ан нет, в показаниях подсудимых, «признававшихся» после соответствующей обработки в страшных преступлениях, то и дело проскальзывали подробности, изобличавшие ложность их самооговоров, что тотчас отмечала западная печать. Врать складно на самом деле очень трудно, непременно попадешься на каких-то деталях. Это, как правило, и происходит при фабрикации фальшивок.
А в предполагаемом письме Плеве Раабену никаких нелепостей не обнаружено. Оно написано с учетом не только ситуации, не только стиля деловой бюрократической переписки того времени, но и со всеми тонкостями внутренних взаимоотношений между чинами царской администрации. Плеве в своем письме не приказывает, не инструктирует губернатора, а лишь предуведомляет о возможных беспорядках, давая понять, что если они произойдут, то подавлять их силой нежелательно, так как бунт направлен не против правительства, а против евреев. Потому усмирять погромщиков следует деликатно, увещеванием, а не полицейскими мерами.
Один из аргументов Солженицына против существования этого письма состоит в том, что «смещенный Раабен, пострадавший разорением жизни, в слезных попытках исправить ее, — никогда не пожаловался, что была ему директива сверху, а ведь сразу
Иначе говоря, Раабен в такой же степени, как Плеве, был лично заинтересован в том, чтобы подлинник письма не был найден. Когда место губернатора занял князь С. Д. Урусов, которого Солженицын называет «благорасположенным к евреям», [113] то ему и в голову не могло придти поискать следы этого письма в губернском архиве: он априорно считал его поддельным, полагая, что «Плеве не был способен на столь неосторожный поступок и ни в коем случае не рискнул бы оставить доказательства своих провокаторских планов». [114] Главное же — Урусов не допускал мысли, что центральная власть способна на такие провокации. Впоследствии он это мнение изменил, так как прямое участие центральной власти в организации погромов или подстрекательстве к ним было многократно доказано.
113
Князь С. Д. Урусов, став губернатором Бессарабии, проявил себя как противник погромной политики — но не потому, что он благоволил к евреям, а потому что считал ее пагубной для российского государства.
114
Урусов. Ук. соч., стр. 94–95.
Что же касается отсутствия письма Плеве в Кишиневском архиве, то это ничего не доказывает, так как после погрома Раабен имел время почистить архивы, а еще больше времени на это было у вице-губернатора Устругова, который после Раабена и перед назначением Урусова несколько месяцев управлял губернией. (Письмо Плеве его компрометировало бы так же, как и Раабена).
В любом случае, вопросу о подлинности или подложности письма Плеве Солженицын придает несоразмерно большое значение. Это особенно ярко вырисовывается на фоне его небрежения к другим фальшивкам, куда активнее влиявшим на атмосферу русско-еврейских отношений, чему и посвящена его книга. Фальшивки широко использовались для нагнетания племенной и религиозной ненависти к евреям и для обоснования репрессивного анти-еврейского законодательства. О ряде таких фальшивок Солженицын вообще не упоминает, другие если и упомянуты, то преимущественно по совершенно посторонним поводам. Даже о «Протоколах сионских мудрецов», стоивших евреям моря крови, он говорит в рамках совершенного иного сюжета:
«Известен случай, — читаем в книге. — Просматривая архив Департамента полиции, Столыпин наткнулся на записку „Тайна еврейства“ (предшественница „Протоколов“), о мировом еврейском заговоре. И поставил резолюцию: „Быть может и логично, но предвзято… Способ противодействия для правительства совершенно недопустимый“. В результате „Протоколы“ „никогда не были признаны царским правительством в качестве основы официальной идеологии“» (стр. 445).
Во-первых, тут что-то напутано, ибо «Тайна еврейства» и «Протоколы сионских мудрецов» — это все-таки две разные фальшивки, и резолюция Столыпина, касающаяся одной из них, не могла относиться к другой. А во-вторых, весь этот пассаж появился в книге Солженицына с очевидной целью — еще раз облагородить столь высоко им чтимого П. А. Столыпина; не будь его резолюции, о «главной лжи столетия» (как ее определили западные исследователи) в книге вообще не было бы упомянуто! [115]
115
Здесь кстати заметить, что Солженицын сильно преувеличивает роль Столыпина в официальном осуждении «Протоколов…». Один из наиболее авторитетных исследователей истории этой фальшивки, Владимир Бурцев, приводит записку генерала Г., который сообщает, что под давлением А. А. Лопухина Столыпин приказал провести негласное расследование происхождения «Протоколов», которое было поручено жандармским офицерам Мартынову и Васильеву. После того, как они установили подложность «Протоколов», Столыпин доложил об этом Николаю II. Тот был «глубоко потрясен всем этим», так как при ознакомлении с «Протоколами…» обнаружил в них большую «глубину мысли» и был уверен в их аутентичности. Узнав, что это фальшивка, он распорядился: «Протоколы изъять», пояснив, что «чистое дело» борьбы с еврейством не следует «защищать грязными способами». (В. Л. Бурцев, «„Протоколы сионских мудрецов“ — доказанный подлог», Париж, 1938, стр. 106. Американский исследователь Норман Кон идентифицировал «генерала Г.» как генерала К. И. Глобычева, занимавшего одно время пост начальника Охранного отделения С. Петербурга. См.: Norman Kohn. Warrant for Genocide. The myth of the Jewish world-conspiracy and the Protocols of the Erlders of Zion, Harper&Row, New York and Evanston, 1967, p. 115). Однако высочайшая резолюция не помешала черносотенным организациям беспрепятственно издавать и переиздавать «Протоколы». Не утратила веру в «Протоколы…» и императрица Александра Федоровна, которая не расставалась с ними до самой смерти в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге.
Несколько больше внимание Солженицын уделяет подложному воззванию председателя Всемирного Еврейского Альянса Адольфа Кремье, [116] видного политического и общественного деятеля Франции. Приведя отрывок из подлинного воззвания Альянса, Солженицын продолжает:
«А позже возник и побочный документ, напечатанный во Франции, — якобы воззвание самого Адольфа Кремье „К евреям вселенной“. Очень вероятно,
116
Идея создания Всемирного Еврейского Альянса возникла еще в 1840-х годах — под влиянием известного Багдадского дела о ритуальном убийстве, когда еврейская община Багдада обратилась за помощью к своим единоверцам в странах Запада. Благодаря вмешательству Адольфа Кремье и других видных деятелей, а под их давлением — правительств Франции, Великобритании, США и других стран, включая Россию, дело было прекращено и обвиняемые освобождены. Этот случай показал, что совместно евреи разных стран могут успешнее отстаивать свои права и противостоять произволу, чем разрозненно. Однако, ввиду слабых связей между еврейскими общинами разных стран создание Альянса затянулось на два десятилетия. Возникнув, Альянс сразу же стал объектом нападок со стороны антисемитов разных мастей, непомерно преувеличивавших его значение и злостно искажавших его цели и образ действий. До сих пор в антисемитской литературе порой именно на этот Альянс указывают как на замаскированное всемирное еврейское правительство, стремящееся к захвату власти над миром.
117
Яков Брафман — известный российский антисемит (еврей-выкрест). Неплохо осведомленный в еврейской религии, культуре и традициях, Брафман использовал эти знания для клеветы на породивший его народ и тем снискал большую популярность и влияние, а так же официальный пост главного цензора литературы на еврейском языке. Его многочисленные «Записки», «Комментарии» и в особенности клеветническая «Книга кагала» служили много лет основным источником, откуда антисемитские идеологи черпали свои представления о евреях.
То, что этот злонамеренный бред является фальшивкой, говорит сам процитированный Солженицыным текст, ибо иудеи — в отличие от христиан и мусульман — никогда не стремились навязать или распространить свою религию (учение) на неевреев, тем более, «наполнить им весь мир». Впервые этот апокриф был напечатан во французском журнале под выразительным названием «Антисемит». Редакция уверяла, что ею раздобыт секретный доклад Кремье. Фальшивка почти немедленно была разоблачена и опровергнута Альянсом, но она до сих пор используется наиболее беспардонными антисемитскими идеологами для «разоблачения» еврейского заговора. [118] Однако ни гнева, ни негодования, ни хотя бы укоризны в адрес создателей этой фальшивки в книге Солженицына нет. Более того, для него это только вероятная подделка, да и то, относительная. Он допускает, что текст ее был рожден в недрах Альянса, только вот при окончательном обсуждении доклада Кремье его решили заменить другим. Солженицын идет и дальше: «И. С. Аксаков, — читаем в книге, — в своей газете „Русь“ заключил, что „вопрос о подложности … воззвания не имеет в настоящем случае особого значения ввиду неподложности высказанных в оном еврейских воззрений и чаяний“» (стр. 180, курсив Аксакова).
118
Насколько мне известно, в Советском Союзе первым привлек эту фальшивку для разоблачения сионистского заговора В. Н. Емельянов, чьи работы распространялись в самиздате. Наиболее известна книга В. Емельянова «Десионизация» (Москва, «Витязь», 1995), одно из самых крайних выражений антисемитского бреда. О В. Н. Емельянове см.: С. Резник. Красное и коричневое. Книга о советском нацизме. Вашингтон, «Вызов», 1991, стр. 47–82.
Приведя эту цитату, Солженицын не считает нужным ее прокомментировать. А нелишне было бы сообщить читателям, что вождь славянофилов широко использовал этот подлог для громокипящих «разоблачений» еврейских козней. Когда же отрицать подложность документа стало невозможно, он и заявил, что это-де ничего не меняет, так как выраженные в нем «чаяния» евреев — подлинные. [119] О том, что об этих чаяниях Аксаков судил по тем же писаниям Якова Брафмана, из книги Солженицына тоже не узнать, да и самому Брафману он дает хотя и обширную, но невнятную характеристику. Уделенные ему страницы (стр. 166–168) пестрят выписками из нескольких еврейских энциклопедий, из двухтомного труда Ю. Гессена и вообще наполнены всякой всячиной — вплоть до того, что «поэт Ходасевич — внучатный племянник Брафмана». Но, что «Книга кагала» Брафмана имела такое же отношение к реальной истории кагалов, как, например, сталинский «Краткий курс» — к подлинной истории большевистской партии, понять невозможно. В общем же вырисовывается четкая тенденция. К антисемитским подлогам Солженицын терпим и снисходителен, да и не вполне уверен, что все они — фальшивки. Потому и не возражает он против мысли Аксакова, что если цитируемое воззвание Кремье и не совсем подлинное, то высказанные в нем мысли все же весьма близки к тому, чего добиваются евреи. Ну, а если бы кто-то высказал аналогичное соображение о письме Плеве: даже если оно не подлинное, в нем-де выражены подлинные намерения и действия Плеве — мог же он передать свои пожелания Раабену устно, при личной встрече, через того же Левендаля или какого-то нарочного! Понятно, как отреагировал бы на это Солженицын: с громокипящим негодованием. Он и без того убежден, что «лжеистория кишиневского погрома стала громче его подлинной истории» (стр. 335). «И — осмыслится ли хоть еще через сто лет?» — спрашивает Солженицын, сильно обиженный на историю (стр. 335).
119
Так и о «Протоколах…» можно прочитать в наши дни, что-де подлинные они или нет, вопрос несущественный, ибо изложенный в них план покорения мира осуществлялся евреями с большой точностью. (См. С. Куняев. Наш современник, 1989, № 6. Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев) в кн.: О. Платонов. Терновый венец России. Загадка сионских протоколов, М., Родникъ, 1999, Фронтиспис, и др.)
Увы, так, как хочется Александру Исаевичу, — не осмыслится. Ему бы хотелось, чтобы российское правительство выглядело в этой истории «косным стеснителем евреев, хотя неуверенным, непоследовательным» (стр. 338). Таким правительство и хотело выглядеть! Но общественность нарисовала другой портрет. Солженицын пишет, что «путем лжи оно было представлено — искуссным, еще как уверенным и бесконечно злым гонителем их [евреев]» (стр. 338). Увы, это была правда. Князь С. Д. Урусов писал по горячим следам событий: