Вместе с Россией
Шрифт:
Посол наблюдает за выражением лица монарха. С удивлением для себя он обнаруживает, что русский царь волнуется, но, видимо, тверд в своем мнении.
«Посмотрим, что ты скажешь после войны, — думает посол. — Конгресс-то мы обязательно созовем; он и примет решения, выгодные нам, а не вашей полудикой стране… Так что, ваше величество, и не надейтесь на выгодный для вас раздел».
Внешне посол бесстрастен. Никакая игра мысли не отражается на его лице, никакой огонь не загорается в его глазах. Николай продолжает разговор об общих основах будущего мира победителей.
— Главное,
Посол услышал слова, слаще которых для него в России еще не произносилось. Русскими руками свернуть шею германскому орлу, лишить его военной мощи и возможности реванша — это и есть главная задача Франции, а неумный царь, высказывает ее как свою собственную и наиважнейшую.
— Ваше величество, я благодарен за это заявление и уверен, что правительство Республики откликнется на пожелания императорского правительства самым сочувственным образом… — любезно улыбается посол.
— Я благодарен моим союзникам и ценю их понимание общих целей, — говорит Николай. — Спешу сказать, что я заранее одобряю все, что Франция и Англия сочтут необходимым потребовать для себя, вырабатывая точные условия мира… Я бы хотел сегодня вкратце рассказать, что думаю по этому поводу сам… Должен прибавить, — словно оправдывается государь, — что я еще не советовался с моими министрами и генералами…
Николай встает с дивана, берет с письменного стола аккуратно сложенную карту Европы и кладет ее на курительный столик. Затем пододвигает ближе одно из кресел и садится.
Он уже совсем освоился с гостем и говорит, как в домашнем кругу, желая произвести впечатление на Палеолога, а значит и на Францию, своей искренностью и благожелательностью.
— Сначала об интересах России, мой дорогой посол… Мы ожидаем от победы в войне против германцев в первую голову исправления границ Восточной Пруссии. Генеральный штаб желает, чтобы новая граница проходила по берегу Вислы… Я же полагаю это чрезмерным, тем более что намерен воссоздать Польшу, для которой будут необходимы Познань и часть Силезии. Мы отберем эти части от Германии и отдадим новой Польше. Кстати, мой дорогой посол, как вам нравится воззвание к полякам, с которым обратился по моему повелению великий князь главнокомандующий? — поинтересовался император. — Надеюсь, оно создаст необходимый для победы дух в сердцах всех поляков, живущих в нашей империи и прозябающих в империях Австро-Венгерской и Германской…
Палеолог действительно весьма интересовался польской проблемой и взаимоотношениями поляков и русских. Однако действовал он как раз в противоположном направлении — посол всячески хотел поссорить поляков и Россию, возбудить дух сепаратизма и русофобии на польских землях. Поэтому он весьма насторожился, когда услышал из уст царя о Польше. В самых восторженных выражениях Палеолог расхвалил воззвание Николая Николаевича к полякам, хотя был весьма низкого мнения о нем: документ был расплывчатый и малообещающий. Он вызвал
Николай не замечает фальши в восторгах посла и продолжает делиться самыми сокровенными мыслями о переустройстве послевоенной Европы по предначертаниям союзников.
Он говорит о том, что Россия потребует себе Галицию и часть Карпат, чтобы дойти до естественных пределов на западе, в Малой Азии займется армянами, которых ни в коем случае нельзя оставлять под турецким игом. Он открывает послу, что если будет особая просьба армян, то Армения сможет присоединиться к России. Когда Николай доходит до судьбы черноморских проливов, он останавливается. Вопрос слишком серьезен, чтобы говорить о нем скороговоркой. Посол, зная об особом интересе своего правительства и, главное, своего дальновидного друга — президента, просит Николая объясниться.
— Для России это будет самый важный результат войны, и мой народ не понял бы без него тех жертв, которые я заставил его понести во имя справедливости… — высокопарно начинает царь. — Должен признаться, твердого решения у меня пока нет. Однако два принципиальных вывода я уже сделал для себя и, надеюсь, мои союзники целиком поддержат их…
«Как бы не так! — думает посол. — Если бы господин Романов знал истинное мнение Парижа и Лондона о категоричном нежелании отдать России проливы, он бы, наверное, пошел войной не против Вильгельма, а против нас…»
На лице же посол изображает улыбку внимания и готовится запомнить слова царя дословно, ибо понимает: здесь стержень беседы, ее главный интерес для Пуанкаре.
— Турки должны быть изгнаны из Европы, — уверенно начинает Николай. — Во-вторых, Константинополь может стать нейтральным портом, городом под международным управлением. Северную Фракию — до линии Энос — Мидия — следует присоединить к Болгарии, а остальное — от этой линии до морей, конечно, исключая окрестности Константинополя, отойдет к России…
Посол решает уточнить, но так, чтобы не сложилось впечатления согласия Франции на решение проблемы проливов в пользу союзника.
— Ваше величество! — осторожно прерывает он царя. — Если я правильно понимаю мысль, то Босфор, Мраморное море и Дарданеллы составят западную границу Турции, а сами турки останутся запертыми в Малой Азии?
— Да, так! — отзывается царь.
«Ну и аппетит у этих мужиков!» — думает Палеолог.
Не давая согласия за Францию, посол решает все же получить кое-что для своей страны. Пока хотя бы поддержку Николая во французских территориальных приобретениях на развалинах Османской империи.
— Я хотел бы напомнить, ваше величество, о том, что Франция обладает в Сирии и Палестине важными духовными и материальными интересами. Мы хотели бы получить эти части Турецкой империи под свое управление и надеемся на согласие России…
— Разумеется! — проявляет щедрость Николай. — Мои дорогие союзники могут рассчитывать на мое одобрение всего, что они хотят потребовать от нынешнего неприятеля…
Николай аккуратно складывает карту Европы и берет вместо нее лист, на котором крупным планом изображены Балканы.