Вместе с тобой
Шрифт:
– Давай же, любимый... – тихо сказала Флер и качнула бёдрами. Герцог, нависнув над нею, вошёл в неё, гася поцелуем чуть слышный стон. Тонкие пальцы впились в рубашку на его спине. Ей было мало! Она хотела ощущать его голые плечи, грудь, тепло его тепла. Она нетерпеливо потянула ворот, и герцог рванул рубашку прочь, без сожаления разрывая тончайший шёлк. Тут же королева подтянулась и осыпала лихорадочными поцелуями любимую мускулистую грудь. Она вдыхала его аромат, запоминала навсегда.
Герцог начал движение, стараясь доставить девушке максимальное удовольствие. Просунув руку между телами, он нащупал её клитор и искушенными пальцами начал игру
Вместо боли Флер чувствовала внизу живота зарождение какого-то нового чувства. Оно нарастало, заставляя её терять связь с реальностью, ломало последние баррикады стеснения, заставляло раскрываться и хотеть большего.
– Давай, Флер! Если я не стал твоим первым мужчиной, позволь мне стать первым, кто подарит тебе удовольствие… – шепнул Альберт. Не переставая двигаться, он вновь накрыл её губы поцелуем.
Королева почувствовала, что теряет связь с реальностью. В глазах потемнело. От кончиков пальцев на ногах до самой макушки непослушное тело затрепетало, а затем мышцы живота так сильно сократились, что, если б Альберт не держал её, она бы соскользнула с кровати. Затуманенное сознание разлетелось на тысячи мелких осколков, подбрасывая Флер до небес. Первый в её жизни оргазм заставил внутренние мышцы внизу живота завибрировать и сжаться, подгоняя такой же мощный ответ Альберта.
Они лежали счастливые и обессиленные. Герцог не спешил покидать её лоно. Ему хотелось, чтобы эта сказка продолжалась вечно. Он рывком перевернулся на спину, заставляя Флер оказаться сверху. Улыбнувшись, она, ничуть не смущаясь, села на его бёдра, упёршись ладошками в голую грудь. Она хотела запомнить его таким – расслабленным, счастливым, с бисеринками пота на высоком лбу и разметавшимися по подушкам шоколадными локонами. Она гладила его лицо, шею, плечи, потом наклонилась и сама поцеловала красивые губы, опустилась поцелуями по шее вниз к груди. Мужчина порывисто прижал королеву к себе, зарываясь лицом в её волосы.
– Боже, Флер, что же ты делаешь со мной, любимая…
– Говорю спасибо, – тихонько отозвалась девушка, неохотно отстраняясь и вставая с герцога.
– Возьми у изголовья полотенце.
Королева нашла его и, вытерев следы недавней связи с внутренней стороны бёдер, передала полотенце герцогу. Удивительно, у неё не было никакого стеснения перед этим мужчиной. Всё было так правильно, так, как должно было бы быть.
Флер неловко поправила юбки, расправляя непослушные складки. Альберт встал, натянул штаны и прошёл в гардеробную за новой рубашкой. Всё ещё с дурманом в голове он вышел в гостиную со счастливой улыбкой, наклонился и коснулся губ Флер нежным благодарным поцелуем. Девушка, не пряча глаз, прошептала:
– Люблю тебя! Всегда…
И услышала тихим эхом:
– Люблю тебя…
Альберт обнял её, притянул к груди, уткнулся губами в макушку, вдыхая манящий аромат чужой королевы, стараясь впитать его каждой клеточкой своего тела, запомнить навсегда. Обнявшись, они стояли довольно долго. Им не надо было разговаривать. Они и так знали, о чём каждый из них думает. Да, они пойдут каждый своей дорогой, но теперь у них будет воспоминание…
Как и устанавливал договор, Альберт покинул дворец на седьмой день. Флер зашла в покои герцога, и они опять целовались, даря друг
Их время закончилось…
25. Одиночество
Унынье — не лекарство, горький яд,
когда поправить дело невозможно...
У. Шекспир
Стоило Альберту покинуть дворец, и на следующий же день в душе молодой королевы шевельнулось отчаяние. Ей уже не хватало этого красивого родного мужчины. Она скучала по нему, по спорам с ним в библиотеке, по его баритону с хрипотцой, по его страстным поцелуям, по его запаху… Словно душу клещами рвали на куски…
Со всей силой она поняла, что её жизнь изменилась навсегда. Отныне она будет совсем одна в том мире, о котором совсем ничего не знает, – мире взрослых мужчин. У неё не будет больше того, кто может одним словом развеять её тоску, к кому она в любое время суток может прибежать в гневе или в радости. Печаль неподъёмной глыбой придавила её… Нет, ей не хотелось плакать, ей хотелось выть и биться головой о стену. До крови, до спасительного забвения…
Королева вошла в бывшие покои герцога и там её ноги подкосились. Она без сил опустилась на ковёр, и слёзы сами собой потекли из печальных глаз.
Она не заметила, как открылась дверь, и внутрь по-кошачьи тихо шагнул герцог Милонский. Конечно, одна из его гадких шпионок уже доложила, что королева рыдает в покоях опекуна. Тихий голос Нэвила вырвал Флер из плена невесёлых дум:
– Что случилось, ваше величество? Отчего ты плачешь? – голос советника был заботливым.
– Что вам от меня нужно, ваша светлость? – довольно неприветливо ответила Флер.
Герцог выгнул бровь:
– Не каждый день увидишь королеву сидящей на полу в слезах. Ты не находишь это странным?
– Нет, – отрезала Флер.
И как с нею можно разговаривать?
– Ваше величество, даже моему святому терпению может прийти конец, – очень тихо сказал герцог.
– И что ты сделаешь? – голос королевы был бесцветным, мёртвым.
– Отшлёпаю тебя, – совершенно неожиданно гаркнул советник.
– Что-о-о?!!! – Флер вскинула на советника глаза, которые стали просто огромными.
– Ну, наконец-то, пришла в себя, а то я уже хотел вызывать Мэрдока. Давай руку и поднимайся. Не королевское это делать – ползать по полу, – Нэвил протянул ладонь королеве.
– Спасибо, советник, – приняла Флер руку, поднимаясь с пола.
– Теперь давай поговорим спокойно, – герцог сел в кресло, Флер села напротив.
– Девушки! – окликнул его светлость фрейлин, – Выйдите-ка вон отсюда и ждите в коридоре! У нас аудиенция. И никого не пускайте!
Дождавшись, когда возня затихнет, а дверь плотно прикроют, герцог продолжил:
– Подними глаза, Флер. Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, – он дождался, пока королева с усилием подняла заплаканные глаза, – Ты расстроена из-за Альберта?