Вместо разлуки
Шрифт:
Прихлюпывает лёгкая волна,
Три барышни, три рыбки, три пираньи
Загадывают три своих желанья.
И ни одна не открывает рот -
Хоть очевидно всем, что полон он забот…
И вы, друзья, вытягивая спинки,
Ныряете, как рыбки-невидимки.
И суеты чудовищная пасть
Вас настигает – и даёт пропасть.
Метафора – подзорная труба.
А правда неосознанно груба -
И
Но в линзу мощную глядит воображенье,
И начинается серьёзная игра.
Там тени выпуклы
и гроздьями висят.
Туда подошвы легкие скользят.
Там вечность приближается (как будто!).
И длится чудо целую минуту…
И смысла не доищешься с утра.
Спокойный ритм, и строгость, и размер -
Всё, в сущности, напоминает прозу…
Лишь иногда вкрапления берёзы
Являют вдруг поэзии пример.
Есть краткий миг, чтоб думать об ином,
Лишь иногда переходящий в вечность.
Всё скоро кончится: мне ближе с каждым днём
Безмолвная деревьев человечность.
В зерцале водном ели так черны,
Так чутко полон парус тишины,
И небеса так страшно догорают -
Что лист не сможет с дерева упасть…
Какая мука и какая власть
Послушными созвездьями играют!
В подземных тиглях движется огонь,
Перетекая в стебли… Только тронь -
И он тотчас же в кровь твою вольётся.
И травы дышат, ночь собой согрев.
И льнёт соцветьями к коленям львиный зев.
И вечность гулко в сердце отдаётся…
Метель, метель… В природе неполадки.
И лес звенит вдали стеклянный, гладкий.
Там не темно… Ведь мы давно на ты
Со всеми продавцами темноты.
Иди туда – как будто бы по небу,
Рождественскому сахарному снегу.
Там на поляне поджидает ель
Средневековая. Так пахнет дикий зверь.
И так ей хорошо чернеть на белом,
Что ночь её ревнует, грешным делом,
Пророческую скрадывая даль
И путая нарочно календарь.
Как пляшет этот терпкий хвойный запах!
Как прочно ель стоит на львиных лапах,
Бессонною кивая головой.
Она сгорит от свечки восковой.
Мучительно, неправильно,
Перебираясь в тень,
Душа заснёт, как праведник,
Намаявшись за день.
Покуда ей бессонница
Не обожжёт пыльцы,
Она спешит-торопится,
Летит во
И пусть опасность всякая
Маячит вдалеке -
Но звёзды мелко звякают
У ночи в кулаке.
И над землёй медлительной
Опять зима блажит,
Снежком своим смирительным
Её припорошит.
О логика железная,
О лёгкая рука!
Прекрасно-бесполезная,
Смертельная дуга.
Северный ветер будет взбешён:
Снег натянул на него капюшон.
Облако срезано, будто ножом, -
Или становится миражом.
И тишина покрывается льдом,
Шар заполняет
и светится в нём.
И по косой уходя в темноту,
Шар золотой наберёт высоту.
Словно дробясь в отражениях всех,
Странно летит то ли вниз,
то ли вверх…
Памяти Владимира Корнилова
…Ты возвратишься в семь,
в двенадцать или в восемь.
Пусть мелко сыплет снег,
опередивший осень.
Пусть будет всюду жизнь -
но будет лишь отсрочкой
Свидания с тобой,
случайной оболочкой.
Мне думать о тебе -
как милости у Бога…
И сколько ни возьми,
не выговоришь «много».
Я вижу из окна,
набрякшего слезами,
Бесцельность темноты,
протянутой меж нами.
Пробившимся вперёд
былого не исправить.
Их так же, как и всех,
охватывает память,
Где пляшущей свечой
закапана страница.
Ткни пальцем в темноту:
там ничего не снится.
Потому что становишься тем, что давно болит.
Ничего нет мучительней,
чем трезвая голова.
Но полнее стакан – если он не тебе налит.
Выпивая его,
понимаешь, что ты права.
Здесь стоят на крыше спокойно
и смотрят вниз.
Говоря «привет!», не вернутся наверняка.
Это просто с дерева падает лист,
Точно слово,
сорвавшееся с языка.
Листва черна, как сомкнутые веки,
Прикрывшие незрячие глаза…
Как будто Бог забыл о человеке,
И всё решают эти полчаса.
И вот растёт деревьев мощь густая
И эту ночь пересекает вброд.
И вечности течёт река пустая -
И забывает сделать поворот.
Сквозь шум листвы не слышен гул побоищ,
Но чудятся ристалища теней.
И призраки разбуженных чудовищ
Растут из тьмы – и умирают в ней.
1
Прозрачный март из глины лепит склон.
Уходит снег в зевающую землю.