Вне игры
Шрифт:
Вечером, вернувшись домой, я увидала, как мой отец плакал.
«Месть горбуна» состоялась.
Я никогда не жалела, что не работала в этом театре. Я жалела только своего отца. Но всё-таки я успела папу порадовать. Меня приняли в другой, не менее хороший Театр. Я репетировала одну из главных ролей с замечательным режиссёром. Осенью должна была состояться премьера! Осенью папы не стало.
Написала я это, и опять вроде всё сначала пережила. Господи! Вот дура-то — не надо было начинать. Я ведь хотела посмеяться, посмотреть на эти истории со стороны, с
Итак, после нескольких лет работы в театре появляется некий Едрило Васильевич. Вернее, он и раньше, задолго до меня, в Театре работал. Это он в моей истории появляется. Впрочем, вру!
Меня ещё и на свете не было, а он уже в моей истории появился. Дело в том, что мама моя, будучи мною беременна, снимала где-то дачу. А рядом с этой дачей была дача Едрило Васильевича. Тут вдруг война началась! Немцы очень быстро к Москве подходили, а самолёты немецкие стали скоро нас бомбить. Так что очень добрый человек, Едрило Васильевич, позволил моей маме у него в подвале от бомбёжек прятаться. Не подозревая даже, что лет этак через 25 мы с ним на одной сцене работать будем. И что он тогда на меня своё особое внимание обратит.
Надо отдать ему должное, он никогда мне про дружбу с папой не говорил. Но историю про подвал вспомнил и очень радовался, что я жива осталась. А потом он любил иногда со мной о творчестве поговорить. Занимал в своих спектаклях, правда, в маленьких эпизодах, и всё спрашивал, не хочу ли я главную роль в одном его спектакле сыграть. Я отвечала, что очень хочу, хотя понимала, что путь этот будет долгим.
Во-первых, я считала, что мне надо ещё до этой роли творчески и человечески дорасти. А главное, во-вторых, эту роль его супруга играла очень давно и очень удачно. Так что всё ограничивалось беседами. Вернее, его вопросами и моими ответами. Тут меня стали некоторые «актрисы со стажем» просвещать. Почему-то они оказались в курсе не только сугубо личных историй Едрило Васильевича, но и его физических достоинств. Рассказывали всякие чудеса и ужасы, а ещё сказали, что он очень волосатый.
Как-то иду я мимо мужских гримёрных на сцену. Двери у всех почти настежь открыты. Я так машинально повернула голову в сторону, и вдруг вижу в зеркале — медведь стоит! Я чуть не закричала от страха, а потом смотрю — это же Едрило Васильевич! Я как побегу, выбежала на сцену, стою в кулисах, скоро выходить, а я смеюсь, не могу остановиться. Меня подружка шёпотом спрашивает:
— Ты чего хохочешь?
А я ей:
— Я сейчас медведя видела!
— Какого медведя?
— Седого! — И опять заливаюсь, еле успокоилась, чтобы на сцену выйти.
А тут, как назло, на другой день опять этот спектакль идёт. Сижу я в гримёрной, готовлюсь к выходу, радио слушаю.
Вдруг входит Едрило Васильевич, так аккуратно за собой дверь закрывает и направляется ко мне. Руки раскрыл, вижу, обнять меня хочет, а я, как «медведя» вспомнила, меня такой смех разобрал, и я давай от него бегать то к одному столику, то к другому. Гримёрная большая, нас, девочек, в большие гримёрные всех вместе сажали. Только на этом спектакле
— Что это с вами, Едрило Васильевич? Вон, слышите, ваша супруга на сцене? Я её так люблю, так люблю!
Он даже оторопел и замер с распростёртыми руками, а я тем временем шмыг в дверь и скорей на сцену.
«Слава богу, — думаю, — пронесло!» И правда, довольно долго он ко мне не подходил. Но однажды днём после репетиции я направлялась домой.
Вдруг сталкиваюсь в коридоре с этим «медведем». Он так ласково на меня смотрит и говорит:
— Вот, вы знаете, я всё хочу с вами об этой роли поговорить, — и запел, и запел. Я, естественно, стою, слушаю.
— Да что это мы с вами в коридоре стоим, — говорит, а сам уже дверь открывает, — давайте зайдём в мою гримёрную.
Зашли. Сели друг против друга в кресла, и он опять стал о работе. Да всё так интересно и подробно.
— Вы знаете, о чём я подумал, может быть, вам правда пока другую роль сыграть. По-моему, она вам очень подойдёт.
— Какую? — спрашиваю.
— Да вот, ведь я сейчас «Ревизора» ставлю. А не сыграть ли вам Марию Антоновну? — Смотрит на меня, прищурился и облизывает губы.
— Как же я могу эту роль играть? — удивилась я. — Там ведь уже репетирует другая актриса!
— Ничего страшного, это мы уладим. Я её с роли сниму, если вы согласитесь.
И опять так сладенько смотрит и языком губы облизывает. Чувствую, больше терпеть не могу!
«Ну, — думаю, — дам по морде, ещё умрёт, он ведь старый — нельзя!»
— Знаете, — говорю, — Едрило Васильевич, вы на меня как кот на сметану смотрите! Какая гадость!!
Вскочила я с кресла, а он успел меня за руку схватить. Повернул мою руку ладонью вверх и стал языком лизать. Дёрнула я руку так, что он чуть не свалился, и дверью — хлоп! Опять бегом к умывальнику, теперь руки с мылом мыть.
Больше он со мной об искусстве не говорил. И даже дал роль в своём спектакле. Не Марию Антоновну, а её отражение в зеркале!
Вот это — месть горбуна!
Я просто в восторг пришла от такой тонкой мести. Не выдержала, подошла к нему и говорю:
— Ну, Едрило Васильевич, я снимаю шляпу!
А он так хитро улыбнулся, ну типичный кот в «медвежьей шкуре».
Работаю я, значит, в своём большом, хорошем Театре много лет, разные роли играю, и главные, и небольшие. Но перспективы на будущее у меня есть, и настроение очень хорошее. Вдруг — бах! — новость. К нам приходит новый Главный! Да ещё какой! Все заранее его боятся. С одной стороны, он талант, а с другой — самодур. Так что трепещите, артисты!
В общем, застращали нас как могли. Ну, что делать, жизнь наша актёрская такая подневольная. Хочешь не хочешь — терпи! А тут я ещё узнаю, что он «чертей гоняет».
«Да бог с ним, — думаю, — пусть гоняет, это его «черти», а не мои». Ладно бы, только это. Он, оказывается, очень не любит, когда женщины курят, носят брюки или цветные колготки. А я как раз в те годы курила, с детства люблю в брюках ходить, а цветные колготки тогда самые модные были. Все наши артистки «хвосты поджали» и стали все эти правила соблюдать.