Вне подозрений
Шрифт:
— Ах ты, сукин кот!
Юрий рванулся вперед и набросился на Амана, перевернув столик. Резко ударил коленом в солнечное сплетение и одновременно вывернул правую руку назад. Раздался сухой щелчок, напоминающий звук выстрела. Это сломалась кость, и Аман дико взвыл от боли: его локоть был неестественно вывернут.
Фахид не успел среагировать, все это случилось в считанные доли секунды. Юрий развернул Амана и сунул ствол пистолета ему в пах.
— Не лезь,
Аман жалобно повизгивал от боли. Других посетителей в ресторане не было, но официанты, заметив происходящее, ударились в бега. Бросились вон и спрятались на улице, придерживаясь негласного закона выживания в Сьюдад-дель-Эсте. Иными словами, упорно смотрели в другую сторону.
Юрий схватил Амана за руку и сунул средний палец ему в рот.
— Не хочешь бабки отдавать, сука, тогда палец отдашь!
Фахид было шагнул к ним, но Юрий еще сильнее вдавил ствол пистолета в пах араба.
Фахид замер на полпути. Юрий все глубже всовывал палец Аману в горло.
— А ну, кусай! Откусывай! Мне нужен этот палец!
Аман тихо подвывал, в глазах его стояли слезы. Раздался приглушенный выстрел. Пуля угодила Аману в левую ступню. Нога дернулась, точно через нее пропустили электрический ток, и, даже несмотря на то, что палец глубоко ушел в горло, он умудрился испустить сдавленный крик.
— Откусывай, кому говорят!
Лицо у Амана исказилось, челюсти непроизвольно сжались от окрика.
— Сильнее! Кусай сильнее, до конца!
Тело Амана сотрясалось от судорог. Изо рта бежала кровь, зубы перегрызали кожу и сухожилия.
— Не надо, Юрий! — взмолился Фахид.
— Нет, до конца!
— Он теряет сознание, — пролепетал Фахид.
Кровь двумя струйками бежала по щекам и подбородку, собиралась в ушных раковинах. Зубы сжимались все плотнее, резцы начали дробить кость.
— Хочу услышать, как она треснет.
— Перестань, ладно? — сказал Фахид. — Я отдам тебе все деньги. Считай, что я тебе должен. Только отпусти его.
Юрий поднял глаза на Фахида, затем снова взглянул на Амана. Все лицо его было залито кровью, вместо ступни — кровавое месиво, а левая рука походила на крендель. Резким рывком Юрий выдернул палец из челюстей Амана. Палец был сломан, мышцы и сухожилия порваны и прогрызены до кости.
— Меня от вас тошнит, — сказал Юрий.
И, уже поднимаясь, быстро и резко ударил два раза по сломанному локтю Амана, отчего несчастный громко взвыл от боли. А потом рухнул вниз и начал кататься по полу.
— Чтоб отдали все, до последнего пенни, до того как я уеду из города. И, пожалуй…
— Сегодня же вечером доставлю тебе деньги в гостиницу, — сказал Фахид. — И тогда мы в расчете, правильно?
— Мы никогда не будем в расчете. Из-за вас, задниц, я потерял самый большой в жизни контракт.
— Как это?..
— Да эти ублюдки из Майами, на которых я пахал. Они отсекли меня от доли. И все по вашей вине — из-за вашего гребаного вируса «Западный Нил».
Он развернулся и изо всей силы наступил Аману на раненую ногу. Араб снова взвыл от боли.
— Мне очень жаль, Юрий, — сказал Фахид.
— Ты даже не представляешь, как пожалеют ребята из Майами!
Он сунул пистолет в кобуру под рубашкой, швырнул на стул двадцать долларов — по здешним меркам вполне достаточно, чтобы расплатиться за пиво и сломанный столик, — и вышел из ресторана, предоставив Фахиду возможность заняться пострадавшим.
33
В восемь утра Джек собрался на работу. Синди уехала к себе в студию двумя часами раньше, заметив, что утреннее освещение особенно благоприятно для съемок на улице. Джек прошел на кухню выпить чашку кофе. Мать Синди сидела за столом и читала газету.
— Доброе утро, — сказал Джек.
— Угу, — пробормотала Эвелин, не отрываясь от кроссворда.
Джек колебался секунду, потом сказал:
— Эвелин, я хотел поблагодарить вас.
— За что?
— За то, что дали нам с Синди приют. Позволили пожить здесь.
Она подняла глаза от газеты.
— Что только не сделает мать для родной дочери.
Судя по тону, каким были произнесены эти слова, сразу становилось ясно: она сделала это не для него.
— Мы можем поговорить? Хотя бы минутку?
— О чем?
Джек придвинул стул и уселся напротив.
— Вы были очень холодны со мной с тех пор, как всплыла эта старая запись. Синди, слава Богу, меня простила. Что я должен сделать, чтоб наладить отношения с вами?
— Ничего тебе делать не надо.
— Ничего не надо делать или я не смогу тут ничего поделать?
— Господи, к чему устраивать себе и другим такую головную боль!
Джек посмотрел ей прямо в глаза и сказал:
— Я вашей дочери никогда не изменял.
— Это меня не касается. Разбирайтесь сами.
— Тогда почему вы все время даете понять, что я совершил нечто ужасное и непоправимое?
— Ну, если ты действительно так все воспринимаешь, тогда, может, и совершил.