Вне поля зрения
Шрифт:
Она все еще не подавала виду, что боится.
Они наконец поднялись на насыпь и увидели сквозь кусты мигающую желтыми огнями черную «ауди». Глена нигде не было видно, но вдруг раздался его голос:
— Господи, ты что, через канализацию удирал?
Он стоял на краю зарослей.
— И ты хочешь сказать, что это белая машина? — спросил Бадди.
— Какая разница, все равно других машин здесь нет.
На нем были солнечные очки и расстегнутый, мятый, жалкого вида плащ, натянутый поверх футболки и обрезанных у колен джинсов.
— Сними очки, — вежливо попросил Фоули, остановившись в нескольких
— Я в них лучше вижу.
— Я бы на твоем месте снял очки, пока на них не наступили.
Фоули почувствовал на себе взгляд Карен, но продолжал смотреть на Глена. Тот пожал плечами, снял очки и сунул их в карман джинсов.
— Подожди в машине, — приказал Фоули.
Глен не тронулся с места:
— Да что с тобой такое, ты ведь уже вернулся в цивилизованный мир, успокойся, а…
— Я хочу, чтобы ты подождал в машине. Понял? Ее усади сзади.
— В багажник?
— На заднее сиденье.
— А на хрена она тебе?
Фоули молчал и ждал.
— Нервы ни к черту после побега, да? Знаю, сам сидел. Но я ведь подставил ради тебя свою задницу. Так что кончай приказывать. Я здесь, хотя ничем тебе не обязан.
— Охолони, Жеребчик, — вмешался Бадди. — А то говоришь слишком много.
— Жеребчик… — повторил Глен. — Мы снова старые друзья, как будто не выходили из «Ломпока». Почему же мне кажется, что это было так давно? — Он повернулся к Карен: — Пошли, нужно делать, что сказано.
Она, опустив глаза, прошла мимо Фоули.
— Погоди, — вдруг велел он Глену. — Дайка сюда твой плащ. Кое-кто забыл захватить чистую одежду.
Он безо всякого выражения посмотрел на Бадди.
— Ничего я не забыл, — возразил тот. — Одежда лежит в «кадиллаке», который остался у тюрьмы. Ты же сам захотел взять ее машину…
— Можете все валить на меня, — вмешалась Карен. — Не возражаю.
Фоули хотел, чтобы они поняли, что он никого ни в чем не обвиняет, лишь пытается шутить, хочет разрядить обстановку и избавиться наконец от чувства неловкости, черт бы его побрал. Объяснить он ничего не мог, поэтому промолчал, лишь проводил взглядом Карен, подошедшую к Глену, который тем временем стаскивал плащ.
— Будьте любезны, сэр.
Глен сложил плащ вдвое, потом скатал его и бросил к ногам Фоули на траву. Потом достал очки, надел их и повел Карен к машине.
Фоули смотрел им вслед.
— Что с тобой происходит? — спросил Бадди.
Фоули ничего не ответил. Карен и Глен подошли к машине, остановились. Глен что-то говорил, Карен, такая же высокая, повернувшись к нему лицом, слушала. Потом Глен оглянулся и открыл дверцу, Карен тоже бросила взгляд на Фоули и, пригнув голову, нырнула в машину.
Глен обошел машину спереди, открыл дверцу и сел за руль. Однако Карен, прежде чем дверь закрылась и погас свет в салоне, успела-таки рассмотреть его лицо. Он положил руку на спинку сиденья, чуть развернулся в кресле и выглянул на улицу, приглаживая ладонью волосы.
— Я сам однажды сбежал из тюрьмы в Калифорнии, знаю, что происходит с нервами, когда вдруг становишься преступником в розыске. Но если он думает, что со мной можно так разговаривать… Черт, почти полчаса здесь торчал, вздрагивал от каждой машины и молил Бога, чтобы она не остановилась и не оказалась полицейской. Это
Он снова выглянул из машины.
Карен чуть наклонилась вперед. Один держал в руках ее ружье, другой — Фоули, — склонив голову, расстегивал пуговицы рубашки. Кажется, они разговаривали.
— Я что говорю-то? В тюрьме можно быть мужиком, а вот на свободе, если не знаешь куда податься, дело труба. Я тут недавно смотался на север, подготовил дельце. По-настоящему крупное. После такого можно и на покой. Хотел прямо сейчас заняться, но в январе там слишком холодно. — Он несколько секунд помолчал. — Знаешь, что он делает? Снимает грязную форму. Сейчас загадит мой плащ, а я заплатил за него десять баксов на блошином рынке в Уэст-Броуард. Фасончик старый, зато настоящий макинтош. Теперь придется чистить. В Детройте он меня не выручил, чуть задница не отмерзла, а был всего-навсего ноябрь. В Калифорнии мне бы и мысли о плаще не пришло. А потом я перебрался в солнечную Флориду, правда, ураган «Эндрю» не застал, только слышал о нем всякие сплетни. Но в конце лета, в начале сезона дождей, вдруг полило как из ведра, и я купил себе плащ. На блошином рынке полным-полно гаитянцев, покупают всякое дерьмо, приемники, которые не пашут, одежду, даже консервы. Я не шучу.
— Глен… — позвала Карен.
Он резко развернулся и уставился на нее сквозь овальные модельные очки в тонкой золотой оправе.
— Ты меня не помнишь?
Он смотрел на нее, не зная, что и сказать.
— В «Глейдс» мы встречаться не могли, — произнес он наконец. — Я там никогда не сидел.
Карен покачала головой.
Ладонью он убрал волосы со лба.
— Уверена, что мы встречались?
— Пару раз.
— Правда? Где?
— Прошлой осенью я дважды возила тебя из окружной тюрьмы в Палм-Бич в федеральный суд. Тебя зовут Глен Майклс. Я никогда не забываю людей, на которых мне хоть раз приходилось надевать наручники и кандалы.
Он не пошевелился и не произнес ни слова, просто смотрел на нее, будто превратился в камень.
— Давай подумаем, Глен, что нам делать дальше. В машине есть оружие?
Фоули, опустив голову на грудь, пытался расстегнуть заляпанные всякой засохшей дрянью пуговицы.
— Что ты копаешься? — спросил стоящий рядом Бадди. — Вот так надо.
Положив ружье на траву, он взялся за форменную рубашку обеими руками и резко рванул, пуговицы посыпались на траву. Бадди вытер руки об свои штаны цвета хаки, а Фоули, сдернув рубашку и отбросив ее в кусты, надел плащ.
— Не могу понять, — сказал он, — зачем тебе Глен-то понадобился?
— Конечно, у меня ведь здесь до хрена друзей… Он согласился помочь, а ты ткнул его носом в дерьмо.