Вне правил

Гришэм Джон

Не в силах скрыть негодование, Финни в отчаянии бросает блокнот на стол.

– Избавьте нас от театральных жестов, мистер Финни, – резко одергивает его судья. – Сядьте на место!

Судья редко занимает мою сторону, и я не знаю, как лучше себя вести.

В зале гаснет свет, сверху опускается экран. По моей просьбе один компьютерщик смонтировал пятиминутный клип видеоигры. Согласно моим указаниям, он врубает звук на полную мощность, и жюри вздрагивает при виде внушительных размеров солдата, который вышибает ногой дверь, в то время как вокруг грохочут взрывы. Животное, напоминающее собаку, но со сверкающими зубами и огромными когтями бросается на солдата,

однако наш герой успевает его застрелить. В окна и двери лезут злодеи, а он всех их уничтожает и отправляет в ад. Видно, как летают, рикошетят и взрываются пули. Тела разрываются на куски. Кругом потоками льется кровь. Люди кричат, стреляют и умирают с убедительным драматизмом, и уже через две минуты все становится ясно.

А через пять минут всем присутствующим нужен перерыв. Изображение гаснет, включается свет. Я перевожу взгляд на Кистлера, который по-прежнему находится на свидетельской трибуне, и интересуюсь:

– Блюститель закона Кистлер, вот она, настоящая песня души, верно?

Он не отвечает. Чуть подождав, чтобы он запаниковал еще больше, я спрашиваю:

– И еще вам нравится игра, которая называется «Вторжение в дом», верно?

Он пожимает плечами, смотрит на Финни, ища поддержки, и наконец нехотя бурчит:

– Типа того.

Финни поднимается с места.

– Судья, неужели все это имеет отношение к рассматриваемому делу?

Судья опирается на локти, явно готовый к дальнейшему просмотру.

– Думаю, что имеет, мистер Финни, причем самое непосредственное. Давайте посмотрим ролик.

Свет снова гаснет, и на протяжении трех минут мы наблюдаем такую же бессмысленную кровавую бойню. Случись мне застать Старчера за игрой в такую помойку, я бы наверняка отправил его в реабилитационный центр. По ходу просмотра присяжный номер шесть, не выдержав, воскликнул:

– Боже милостивый!

Я вижу, что все они смотрят на экран с отвращением.

После этого ролика я заставляю Кистлера признать, что ему нравится игра под названием «Наркопритон – операция спецназа». Он признает, что в подвале полицейского управления есть раздевалка, где на средства налогоплательщиков установлен телевизор с плоским экраном диагональю в пятьдесят четыре дюйма, и в свободное между операциями время спецназовцы развлекаются, участвуя в турнирах по этим видеоиграм. Под аккомпанемент бесполезных протестов Финни я по крупицам вытаскиваю из Кистлера эту информацию. Теперь он уже не хочет об этом рассказывать, что только дискредитирует и его самого, и обвинение. Когда я с ним заканчиваю, героем его уже никто не считает.

Усаживаясь на место, я бросаю взгляд в зал. Шефа полиции на месте уже нет, и он не вернется.

– Кто ваш следующий свидетель, мистер Финни? – спрашивает судья Пондер.

У Финни затравленный вид, ему больше не хочется вызывать никаких свидетелей. Ему хочется одного – сесть на ближайший поезд и сбежать из города. Он заглядывает в блокнот и говорит:

– Офицер Бойд.

Бойд в ту ночь выпустил семь пуль. В возрасте семнадцати лет его признали виновным в вождении автомобиля под воздействием алкоголя или наркотиков, но потом ему удалось добиться удаления этой записи из своего личного дела. Финни об этом не знает, но я знаю. В двадцать лет Бойда уволили из армии с лишением прав и привилегий, что бывает только за серьезные преступления или нарушение устава. Когда ему было двадцать четыре года, его подруга позвонила в службу спасения и пожаловалась на домашнее насилие. Дело замяли, и обвинений выдвинуто не было. Бойд участвовал в двух провальных налетах

спецназа и тоже является фанатом видеоигр, которыми увлекается Кистлер.

Перекрестный допрос Бойда станет вершиной моей адвокатской карьеры.

Неожиданно судья Пондер произносит:

– Объявляется перерыв до девяти утра в понедельник. Адвокатов прошу пройти в мой кабинет.

22

Едва за нами закрывается дверь, как судья Пондер резко произносит, обращаясь к Финни:

– Ваше дело проиграно. На скамье подсудимых сидит невиновный.

Бедняга Финни и сам это знает, но согласиться не может. Как, впрочем, вообще что-то произнести. Судья не унимается:

– Вы намереваетесь пригласить в качестве свидетелей всех восьмерых спецназовцев?

– С учетом того, как складываются события, нет, – с трудом выдавливает Финни.

Тут вмешиваюсь я:

– Отлично, тогда их вызову я как свидетелей противной стороны. Я хочу, чтобы жюри заслушало всех спецназовцев.

Судья со страхом смотрит на меня. У меня на это есть полное право, о чем им обоим отлично известно. Какое-то время в кабинете стоит тишина: они пытаются представить себе, в какой кошмар превратятся показания еще шести игрушечных солдатиков, когда я вцеплюсь в них мертвой хваткой.

Его честь смотрит на Финни и спрашивает:

– Вы не думали о том, чтобы снять обвинения?

Конечно нет. Финни, может, и деморализован, но остается прокурором.

В принципе, в уголовном процессе судья имеет право исключить доказательства обвинения и вынести решение в пользу ответчика. Правда, такое случается редко. Но в данном случае закон прямо говорит, что любой человек, стреляющий в своем доме в полицейского, не важно, ошибся тот адресом или нет, является виновным в покушении на убийство представителя закона. Это плохой закон, он плохо продуман и ужасно сформулирован, но судья Пондер считает, что права прекратить дело у него нет.

Нам придется дождаться вердикта присяжных.

23

В выходные одного из шести оставшихся спецназовцев неожиданно госпитализировали, и давать показания он не может. Еще один просто исчезает. Чтобы разобраться с остальными четырьмя, мне требуется полтора дня. Процесс широко освещается на первых полосах всех газет, и никогда еще полицейский департамент не выглядел столь безобразно. Я стараюсь насладиться этим по полной, потому что вряд ли подобное когда-нибудь повторится.

В последний день дачи показаний я встречаюсь с семьей Ренфроу за ранним завтраком. Мы обсуждаем, стоит ли Дагу давать показания. В разговоре принимают участие его дети – Томас, Фиона и Сюзанна. Они видели весь процесс и не сомневаются, что жюри не признает их отца виновным, что бы ни говорилось в каком-то идиотском законе.

Я излагаю самый неблагоприятный сценарий: на перекрестном допросе Финни вылезет из кожи вон, чтобы вывести Дага из себя. Он заставит его признать, что тот сделал из пистолета пять выстрелов, стараясь убить полицейских. Единственный вариант, при котором обвинение может выиграть, – это заставить Дага дать слабину во время допроса, чего допустить никак нельзя. Но Даг непреклонен и стоит на своем. На данном этапе судебного разбирательства подсудимый имеет право давать показания, даже если его адвокат против. И мне об этом прямо говорят. Мой опыт адвоката по уголовным делам подсказывает: если обвинение не смогло доказать свою правоту, следует держать клиента подальше от свидетельской трибуны.