Вне закона
Шрифт:
Этот девятнадцатилетний паренек с кудрявыми черными волосами, оливкового цвета кожей и темно-карими глазами сидел на ступеньках своего дома на Мёрчент-стрит, что неподалеку от университета Рэмси. Обхватил руками колени, смотрел на закат и больше всего походил в эту минуту на библейского еврея из Древнего мира на пороге убогой глинобитной хижины. Однако раввин Коэн распознал в нем гоя с первой же секунды.
— Да кто здесь называет тебя Тони? — удивленно спросил Карелла.
— Вы хотели назвать. И я это почувствовал.
Называть подозреваемого просто по имени — излюбленный классический прием копов, но
— А как ты хочешь, чтобы мы тебя называли? — спросил он.
— Энтони. Довольно распространенное имя среди британцев. Знаете, я решил, как только закончу колледж, сменю фамилию на Винтерс. Энтони Винтерс. С таким именем, Энтони Винтерс, вполне можно стать премьер-министром Англии. Кстати, в переводе с итальянского «Инверни» как раз это и означает. «Винтерс».
— А в каком колледже ты учишься, Энтони? — продолжал расспрашивать паренька Карелла.
— Да здесь, неподалеку. — Он кивнул на виднеющиеся чуть поодаль башни. — В Рэмли.
— Небось учишься на премьер-министра? — улыбнулся Мейер.
— Нет, на писателя. Энтони Винтерс. Тоже неплохо звучит, для писателя.
— Просто здорово, — поддакнул Мейер. — Энтони Винтерс… — нараспев произнес он. — Отличное имя для писателя. С нетерпением будем ждать твоих книг.
— А пока что, — перебил его Карелла, — расскажи-ка нам о своем маленьком столкновении с раввином Коэном.
— Каком еще столкновении?
— Он считает, что грубо отшил тебя.
— Так и есть. Ну скажите, неужели он не мог сходить к папаше Бекки и замолвить за меня словечко? Я круглый отличник, внесен в список декана. Я что, пария какой-то? Вам известно, что означает это слово, «пария»?
Мейер счел это чисто риторическим вопросом.
— Я даже не католик, и уж тем более не пария, — закипая, продолжал Энтони. — Я ушел из церкви ровно в ту же минуту, как только понял, какую лапшу они вешают на уши людям. Неужели я должен верить в то, что дева, девственница, могла родить? Причем не кого-нибудь, а сына Божьего? Напоминает древнегреческие сказки, вам не кажется? Все их боги постоянно вмешивались в дела людей. Господи, ну и мутота!
— Так, значит, ты сильно на него обиделся? — не отставал Карелла.
— Достаточно. Но видели бы вы Бекки! Когда я пересказал ей слова раввина, она заявила, что пойдет и просто убьет его!
— Так ты по-прежнему встречаешься с ней?
— Конечно! Еще бы нам не встречаться! Ведь мы собираемся пожениться. А вы как думали? Что этот ее фанатик-отец сможет нас остановить? Неужели раввин Коэн сможет нас остановить? У нас любовь!
«Любовь — это хорошо, просто прекрасно, — подумал Мейер. — Но не ты ли убил тех двух таксистов, как утверждает старый добрый ребе?»
— Интернетом пользуешься? — спросил он.
— Конечно.
— И-мейлы доводилось отправлять?
— Да мы с Бекки в основном и переписываемся по электронной почте. Звонить ей нельзя, потому что стоит ее папаше заслышать мой голос, он тут же вешает трубку. Мать у нее получше, по крайней мере подзывает к телефону.
— А ты когда-нибудь
— Нет. А на кой хрен? К чему мне посылать е-мейл этому коз…
— Вообще-то целых три послания.
— Нет. Какие такие послания?
— Там было всего три слова. «Смерть всем евреям», — сказал Мейер.
— Знаете, это просто смешно! — воскликнул Энтони. — Я люблю еврейскую девушку! Я собираюсь жениться на этой самой еврейской девушке!
— А прошлой ночью ты, случайно, не был возле синагоги раввина Коэна? — спросил Карелла.
— Нет. А что я там потерял?
— Не ты ли, случайно, бросил вчера в окно синагоги зажигательную бомбу, а?
— Я? Да ничего подобного!
— На закате, вчера вечером?..
— Ни на закате, ни в какое другое время! Вчера вечером я был с Бекки. Мы гуляли в парке рядом с колледжем. Соображали, каким должен быть наш следующий ход.
— Может, ты и влюблен в еврейскую девушку, — покачал головой Мейер. — Но как ты относишься к евреям вообще?
— Не понимаю, о чем вы.
— Как ты относишься, к примеру, к евреям, которые не хотят допустить твоей женитьбы на еврейской девушке?
— Да не бросал я никаких зажигательных бомб…
— Это ты убил двух мусульман-таксистов?
— Что?!
— И нарисовал еврейские звезды на ветровых стеклах?
— Господи, что ж это такое!..
— Ты или нет?
— Кто вам сказал, что это я? — так и взвился Энтони. — А, знаю. Это раввин!
— Так это ты делал?
— Нет. Зачем это мне?..
— Затем, что тебя отшили, — гнул свое Мейер. — И ты захотел рассчитаться с обидчиком. Убил двух мусульман и нарочно нарисовал там звезды Давида, чтобы все подумали на евреев. Чтобы уже мусульмане начали бросать зажигательные бомбы в…
— Да плевать я хотел на всех этих гребаных мусульман, евреев и их проблемы! — крикнул Энтони. — Меня волнует только Бекки. Единственное, чего хочу, — жениться на Бекки. Остальное в гробу видал! И не посылал я никаких е-мейлов этому придурку и заднице раввину! И не бросал бомб в его гребаную синагогу, где, кстати, не разрешают женщинам сидеть рядом с мужчинами. И не убивал я никаких мусульман-таксистов, у которых такие же кретинские храмы, где тоже не позволяют женщинам сидеть рядом с мужчинами! Вы сами придумали такую хитроумную историю, и как-нибудь я непременно использую этот сюжет. Когда стану писателем Энтони Винтерсом, автором настоящих бестселлеров. Но пока я всего лишь Тони Инверни, правильно? И это единственная причина, не позволяющая мне жениться на девушке, которую люблю. И это стыд и позор, джентльмены, самый настоящий стыд и позор! Так что извините, но мне чихать на эту вашу маленькую проблему, ведь наша с Бекки большая проблема не идет с ней ни в какое сравнение!
Он насмешливо отсалютовал им, поднялся со ступеней и вошел в дом.
Утром следующего дня, ровно в девять, в участок позвонил детектив Уилбур Джексон из экспертно-криминалистического отдела и заявил, что они провели экспертизу граффити — он назвал звезды Давида «граффити» — на ветровых стеклах машин, являющихся вещественными доказательствами, и пришли к выводу, что изображения эти идентичны и рисовавший их человек — правша.
— Каких в нашем городе примерно девяносто процентов жителей, — добавил он.