Вне закона
Шрифт:
— Если спросит, — продолжал Беззаконец, — скажи, что родители — да, а сам ты отступил от веры.
— Заметано.
— Теперь поговорим-ка о том, что нам предстоит сделать вечером.
— Сегодня вечером? Я ничего не собираюсь делать с вами ни вечером, ни в какое другое время. Вы убили того человека.
— У меня был выбор?
— Зато у меня выбор есть! Выбор не сидеть с вами в одной комнате.
— Так. — Он кивнул. — Однако это очень непростая задачка. Феликс. Ты же видишь, даже мне здесь грозит опасность. Сакорлисс был убийцей. Мы наверняка
— Зачем, черт побери, я вам вообще нужен? Еще три дня назад вы знать обо мне не знали. Как я могу помогать такому, как вы?
— Моя работа связана с одиночеством, Феликс. А еще она, возможно, чуточку безумна. Я всю жизнь потратил, пробуя выправить сломанные системы, дабы убедиться в торжестве справедливости. В последнее время я стал немного запаздывать. Медлю, срываюсь, совершаю ошибки, которые могут стать роковыми. Иметь тебя рядом — это придает мне немного бодрости, уверенности, которая, я и не заметил как, пропала. Я прошу лишь об одном: побудь со мной, пока мы не найдем ответ на вопрос, почему был задействован Сакорлисс. Побудь со мной, пока в полиции не поверят, что они заполучили убийцу Генри Лансмана.
— Мне казалось, у него сердечный приступ был?
— Нет. Применили аэрозольный яд. Вчера вечером вскрытие подтвердило. Выдан ордер на твой арест в связи с этим убийством.
— На мой арест?!
— Английский завтрак, — возвестила Красотка Вторник, входя в комнату. — И зеленый чай для человека, который следит за своим здоровьем и за здоровьем порабощенного мира.
Она несла чашечки из тонкого фарфора на серебряном подносе, предлагая нам наши напитки.
— Феликс? — обратилась она ко мне.
— Да, мисс Вторник?
— Вы, случайно, не католик?
— Мои родители католики, мэм, только я сам после двенадцати лет в церковь не хожу.
О том, что в здании находится санаторий Обермана, говорила лишь маленькая бронзовая табличка на стене.
Часы показывали 12.15, когда Дерек высадил нас.
Беззаконец позвонил и застыл у двери в золотом костюме и с медицинским чемоданчиком в руке. Он походил на гремучую змею в воскресной шляпе, на палочку динамита, облитую шоколадом по самый запал.
Меня мутило от случившегося за день, и все же я решил остаться с анархистом, поскольку для меня это был единственный способ держаться на плаву. Если бы я тогда ушел, то, даже сбежав обратно в Новый Орлеан, стал бы легкой добычей для людей опасных. К тому же существовал и выданный ордер на мой арест.
Дверь открыла женщина, одетая во все белое. Молодая, высокая, в манерах и внешности проглядывало много мужского.
— Беззаконец? — спросила она меня.
— Это он, — указал я.
— Входите быстрей.
Мы поспешили в дом. Женщина довела нас до лифта, кабина которого была рассчитана на двоих, и подняла на шестой этаж.
Когда мы вышли, спросила:
— У вас с собой что нужно?
Беззаконец
— Никаких затей, — предостерегла она, убирая купюры в белый передник.
— В какой он палате? — спросил Беззаконец.
— В седьмой.
18
Домашнее убранство палаты меня поразило. Темно-желтые стены, кровать из настоящего дерева, безделушки на полках и бюро… На самой свободной стене висела картина в раме не меньше шести футов в ширину и почти столько же в высоту. В цветовой гамме преобладали темно-желтый и голубой цвета. Пляж в момент рассвета. Почти лишенная деталей, картина показалась мне представлением о начале мира.
В небольшом кресле возле окна сидел тощий человек и смотрел на улицу, локтями упираясь в колени. На нем был серый халат, надетый поверх бело-голубой полосатой пижамы.
— Я… я… я думал, вы сюда за мной пришли, — тихонько выговорил он.
Единственным указанием на то, что мы находимся в медицинском учреждении, был металлический столик-подставка в кровати, с планшетом и врачебным формуляром. Беззаконец снял планшет и принялся читать.
— Да, — ответил он пациенту. — Мне сказали, что вы страдаете от легкого расстройства. Доктор Самсон вызвал меня, чтобы прописать хрономицин.
— Эт-т-т-о что?
Беззаконец поставил чемоданчик на металлический столик и раскрыл его. Извлек шприц с иглой, уже наполненный розоватой жидкостью.
Указывая на шприц, произнес:
— Это поможет снять беспокойство, что позволит вам поспать и проснуться безо всяких забот.
Интересно, подумал я, не этим ли эликсиром он и меня попотчевал.
— А чего же они… почему раньше этого не давали? — забормотал Лайонел Стрэнгман.
— Хрономицин очень дорогой препарат. Получилась волокита со страховкой. — Улыбка Беззаконца была почти доброй.
— Вы не похожи на врача. — Стрэнгман, казалось, обращался к кому-то за спиной громадного янтарного лжеца.
— Попробуйте найти меня в рабочее время и увидите, что я, как и все, хожу в белом халате.
— Может, мне лучше…
— Вытяните руку, — решительно перебил его Беззаконец.
Тощий белый сделал, что ему велели.
Беззаконец взял из чемоданчика ватный тампон со спиртом, протер руку Стрэнгмана, после чего принялся высматривать вену. Я повернулся к ним спиной. Даже не знаю почему. Может, подумал, если не увижу инъекцию, то не смогу предстать свидетелем на суде.
Я подошел к картине на стене. Она оказалась не оттиском, как я поначалу подумал, а оригинальным живописным полотном. К тому же старым. С расстояния в несколько шагов бежевое небо и бледная полоска воды казались слитыми воедино. Но, подойдя поближе, я различил тысячи крохотных мазков кисти, составленных из дюжины красок. Воображение нарисовало мне пациента дурдома из прошлого века, выписывающего маслом эту картину для нынешних обитателей.