Внедрение
Шрифт:
– Здравствуйте. Вас Светлана Александровна прислала?
– Здравствуйте, а вы – Маша? – водитель выходит. Парень высокий, в дубленке и джинсах, но ботинки осенние. Смотрит оценивающе и со смешинкой.
– Именно так, молодой человек. Мы – Маша, – подпускаю смешинку тоже.
Пассажир открывает дверь и выходит. Кивает и тихо здоровается. Одновременно осматривается по сторонам.
– Пойдемте в дом, – приглашаю их.
В прихожей троим тесно. Вешаем одежду и проходим в большую комнату.
– Я нужен? – спрашивает молодой.
– Вы всегда нужны. Только скажите,
– Ой, что-то мы не представились. Все сумбурно, растерялись, – он улыбается, – это Дмитрий Семенович, мой папа. А я Олег Дмитриевич. Можно Олег. Быть дядей пока не хочу.
– Хорошо, Олег. Вы посидите на кухне, пожалуйста. А мы с папой поговорим.
Олег ушел. Слышно, как скрипнул деревянный желтый стул. Я села напротив Дмитрия Семеновича.
– Если честно, то какой-то сюрреализм, – начал папа Олега, – я не понимаю, что здесь делаю. Согласился поехать только из любопытства. Света говорила, что я врач. И я все про себя знаю и понимаю. Но научный интерес, очевидно, останется до последнего вдоха. Что мне сделать? Будет осмотр? Можете рассказать, в чем заключается помощь? Поймите, это не от недоверия. Мне, правда, интересно.
– Но недоверие есть. Вы же рассчитываете разочароваться. И вам заранее неудобно, что будете плохо думать о незнакомых людях.
– Да вы психолог! – умные глаза несколько на выкате. Высокий лоб собрался складочками под ежиком седых волос.
– Тут особых способностей не надо.
– А где надо?
– Что определяет лечение? – отвечаю вопросом.
– Это зависит от диагноза. Если он есть. Если не ясен, то лечат признаки. Симптомы.
– А диагноз от чего зависит?
– Тут общая картина. И клиника, и данные обследований, анамнез.
– А картина этой клиники. И обследований. И анамнез. Они от чего зависят?
– Ну, клинику надо правильно увидеть и оценить. Анамнез, историю заболевания, правильно собрать. Данные обследований, здесь качество аппаратуры, но и правильно интерпретировать важно.
– А увидеть клинику и собрать анамнез, это от чего зависит?
– От опыта и искусства врача. От того, насколько он увидит признаки болезни. Пропедевтика, слыхали такое слово?
– Нет, не слыхала. И что же это?
– Искусство опросить и осмотреть больного. Сейчас уже многое упускается. Считают, что УЗИ и рентген точнее. В Америке ядерно-магнитный резонанс вовсю используют. А раньше некоторые врачи по запаху определяли болезнь. По изменениям кожи, по тончайшим признакам. Всего больного ощупывали, осматривали, слушали.
– Ну, а это искусство от чего зависит?
– Здесь уже от индивидуальных особенностей. Один лучше слышит, другой лучше видит.
– То есть, аппаратура все эти способности атрофирует?
– Верно. И это обидно. Потому что клиническое мышление страдает. Начинают надеяться только на технику.
– А если не было бы никакой техники?
– Тогда все зависит только от особенностей конкретного врача. Хм, интересный разговор у нас получается.
– Лечение зависит от диагноза, диагноз от диагностики, а диагностика от способа получения информации. Так? Один видит оттенки кожи и может по ней определить состояние органов
– Если логически развивать тему личных особенностей, то так. Но есть же своя специфика. Что-то по запаху, печень, например. Если позвоночник, то руками.
– Согласна. А если идти от наличия особенностей к лечению?
– Вполне может быть. Касьян на Украине, говорят, так и лечит. Чувствует, какой позвонок не на месте. Потом своей ручищей хлоп, и все. Результаты блестящие, очередь каждый день. Очень интересная мысль! Ради ее только можно приехать. Получается, что школа лечения определяется способом восприятия. Сначала надо научиться видеть, слышать, чувствовать, и до такой степени, что будешь понимать, как лечить. Я видел, как живот правят на той же Украине. Руками нащупал напряжение и тут же его убирает. Увидел, что орган повернут или опущена почка и тут же поднимает.
– Вот. И вы не будете спорить, что такая чувствительность может быть от природы или ее можно развивать?
– Конечно, – Дмитрий Семенович задумался, – милая Маша, вы очень умная девочка, но все это хорошо, когда своевременно. К сожалению, время для воздействия тоже нужно. А его нет. Тогда приходиться вырезать. Но бывает так, что и вырезать уже поздно.
– Да. Так бывает. Но бороться надо до конца. Я вас посмотрю, как я это делаю.
– Посмотрю, это значит визуальная диагностика, – улыбается он
Я уложила его на диван. Собралась и настроилась. В области живота, под левыми ребрами черный осьминог распускал щупальца, черные воронки на нем сосали силы, откуда могли. Я попробовала потянуть его, он вытянул воронку в мою сторону. Мысленный запрос повис без ответа. Я напряглась, силясь узнать, что сделать. Опустилась коричневая пелена: «Нельзя. Запрет. Не трогай. Запрет нельзя нарушать». «Почему?» – мой посыл был возмущенный и сильный. Ответа не было, но было дуновение, что он возможен при больших усилиях.
Я потерла лицо руками.
– Сейчас вам ничего не скажу. Совсем ничего. Мне нужно время. Оставьте телефон. Как только будет, что сказать, я позвоню.
– Хорошо, Маша, – Дмитрий Сергеевич поднялся, чуть улыбаясь, – с вами очень интересно. Теперь есть интрига, что же вы мне скажете.
Мне и самой интересно. Особенно, что за это надо заплатить. Вышел сын:
– Есть какая-то возможность?
– Я сказала уже вашему папе. Для понимания увиденного нужно время. Я позвоню от бабы Лиды.
Олег записал ее телефон. Они ушли.
Мама вечером спросила:
– Приезжали?
– Приезжали. Сразу ничего не получилось. Я их отправила домой.
– Так лучше. Не надо за такое браться. Нельзя надежду пустую давать.
– Мне надо в себе разобраться. И я завтра кушать не буду. Не уговаривай меня. Ладно?
– А когда будешь?
– Как только, так сразу.
– Ты же растешь. Как без питания?
– Мама! Ты уже начала меня уговаривать. Не беспокойся, не помру.