Внешняя сторона

Рекин Евгений Александрович

Следующая мысль, посетившая меня, резанула по самое Ядро. Создавая нечто столь смертоносное, я самовольно брал на себя роль судьи!

Отсутствие ощущения незыблемого морального права выносить приговор и незамедлительно и бесповоротно приводить его в исполнение обескураживало и отравляло триумф интеллектуального достижения. Понимание чего-либо – штука такая: его невозможно забыть, оно становится неотъемлемой частью твоих знаний и опыта, частью тебя самого, а значит, чара «Воздаяние», хочу я того или нет, имею на это право или только присвоил его себе, заняла своё место среди прочих ячеек в слоях сознания. Однако я точно знал, что «ощастливить» кого-то против его воли и понимания нельзя, в том числе и наказанием того, кто сотворил нечто вредное для других. И это виделось мне проблемой. Дарованная непонятно кем сатисфакция ничему не научит

того, кто её ждал, равно как и сам злодей не получит должный урок. Конечно, свидетели могли бы что-то для себя почерпнуть, но объективный вывод удаётся сделать лишь обладая всей полнотой информации по данному поводу. Кроме того, Духи не склонны к глубоким раздумьям, а вот на халяву падки, и поэтому роль защитника всех обездоленных и обиженных – роль эдакого мстителя – меня не прельщала ни разу, особенно с учётом того, что в своих бедах они во многом были виноваты сами.

Размышляя в таком ключе, я поймал себя на мысли, что уже устраиваю суд над собой, хотя ещё ничего не совершил. Последствия имеют только реализованные Намерения. Та же работа мысли, коей не нашлось применения по тем или иным причинам, неподсудна в связи с отсутствием каких-либо последствий. Это помогло несколько успокоиться, но знакомого ощущения удовлетворения от полностью проведённого анализа не возникло.

Едва я вновь погрузился в разбор собственных мотивов, как в сознании что-то щёлкнуло и оно озарилось единственно верным вопросом, которым давно следовало бы озадачиться: «А зачем?». Это навело меня на другое интересное наблюдение. Раньше я брался за дело после того, как тщательно взвешивал все за и против, и принимал окончательное решение, точно зная, что буду делать и для чего. После же пробуждения я несколько раз сталкивался с тем, что сначала что-то делаю и только потом до меня доходит смысл сего действия. Также не переставало удивлять поведение собственной памяти, оберегающее от каких-то фактов, но предоставляющее ответы на иные вопросы по первому требованию.

Тут в самую пору было задуматься о чьих-то манипуляциях, ну я и задумался. Подобный уровень воздействия был запредельным для моего понимания. Теория, подтверждающаяся на практике во многих других аспектах, ясно и чётко обрисовывала, почему возникло табу на внедрение в Живой Свет, что, по сути, делало его суверенным и автономным.

Все манипуляции какого угодно толка и масштаба осуществляются за счёт и вследствие тонко выстроенных провокаций, которые подводят жертву к заранее определённому выводу или выбору. В итоге подвергающийся обману и уловкам как бы сам приглашает эти Световые вибрации в своё сознание.

Прямое воздействие означало нарушение табу на внедрение в Живой Свет, но с фактической точки зрения, для того чтобы поместить какую-то мысль в чужое сознание, да ещё на такую глубину, куда оперативное Внимание не заглядывает, нужно знать про жертву буквально всё до мельчайших деталей, нюансов и оттенков оценок. Такую информацию не добыть, даже находясь рядом с жертвой неимоверное количество времени. Для этого надо быть точно в тех же местах, что и она, и смотреть в ту же сторону, что и она, на всём протяжении общей истории. Так не бывает!

Кроме того, жертве манипуляций в конечном итоге приходится подсчитывать ущерб и прощаться с какими-то шансами и перспективами. У меня же, по крайней мере пока, всё было с точностью до наоборот. Всё открывавшееся после свершённого действия я по трезвому разумению оценивал как то, что стоило бы придумать и к чему приложить усилия. Я не мог заметить, как ни старался, каких-то потерь, а вот перспектив было предостаточно. Не имея на тот момент не то что доказательств, но даже путей их обретения, я решил повременить с вынесением окончательного вердикта, рассчитывая, что правда, как она это умеет, рано или поздно себя обязательно проявит.

Оглядываясь назад, могу сказать, до описываемого сейчас момента и многим позже я постоянно сталкивался с тем, что мои суждения, устремления и всё такое прочее довольно разительно отличаются от тех, коими руководствуются и к которым стремятся Разумные сущности всех пространств, где мне довелось побывать. Исключением были лишь моя спутница да жалкая горстка соратников, появившихся на моём пути позже и сошедших с него по тем или иным причинам. Сейчас я могу говорить об этом твёрдо, но тогда в моём распоряжении была только интуиция и смутное ощущение наличия внутреннего руководства.

Сказать, что эти ощущения были странными и неоднозначными, –

это ничего не сказать. С одной стороны, они вызывали смятение и тревогу, а с другой, порождали уверенность и чувство защищённости. Такое было со мной впервые, и я не знал, как к этому относиться. Всматриваясь внутренним взором в каждую из сторон, я соответственно ощущал то рост обескураженности, то подъём веры в себя. В процессе поиска ответов на эту невероятную загадку у меня возникло не менее ошеломляющее предположение.

По всей видимости, «я прежний» не впадал в тёмную тишь бездействия после нападения. «Я прежний» просто затаился и всё это время провёл за какими-то глубочайшими думами, анализом и построением далекоидущих планов. «Тот я» не сгинул: он видел всё, он всё чувствовал и действовал через меня настоящего. И хоть догадка была совершенно невообразимой, дикой, что называется, из ряда вон, но она тем не менее исчерпывающе объясняла все странности последнего времени. Её потрясающая сознание логика, против которой я не мог найти контраргументов, позволила мне обрести спокойствие и уверенность, что двигаюсь в правильном направлении. А судя по приготовлениям, сделанным мной после пробуждения, впереди меня ожидали потрясающие события.

Несмотря на то что в своих рассуждениях я таки пришёл к определённым выводам, ответа на вопрос «А что делать?» мне обнаружить не удалось. Рассудив, что, сидя в приграничном пространстве, куда события всегда доходили с опозданием и где всегда было значительно спокойнее, чем в срединных областях Вертикали, на этот вопрос ответа не найти, я решил отправиться в более густонаселённые районы. Я понимал, что существование на уровне за время моего вынужденного или специального отсутствия изменилось, но я и не предполагал насколько.

Богатство и сила Неживого Света изумляли. Его было так много, что тёмные участки пространства попадались крайне редко. Упорядоченность эфирных потоков с разным уровнем светимости красноречиво свидетельствовала о высокой степени обустроенности обитаемых просторов, усложнявшейся по мере приближения к срединным областям. Всё это выставляло порядок на Управленческом уровне, казавшийся тогда чуть ли не вершиной развития, в натурально бледном и убогом свете.

Контраст был настолько велик, что я даже поймал себя на мысли, что все мои приготовления и осторожность были напрасными и что новый рубеж эволюции Вертикали Духи преодолели без моего участия. Но эти радужные предположения быстро потухли, будто поток эфира, лишившийся внимания Живого Света. Достаточно было пристальней всмотреться в бредущих по своим делам сущностей. Все, кто только попадался мне на пути, выглядели глубоко погружёнными в себя, привычного гула общения не было, как не было и признаков живого энтузиазма ни в Шумах Намерений, ни в Шумах Бытия. Духи не выглядели апатичными, но за видимостью деловой суеты, словно из-под плохо сотворённой личины, угадывалась тень иллюзорной уверенности с оттенком безумия. С такими вибрациями я столкнулся впервые, так что ни описать их, ни тем более разобраться в них детально я не сумел. Самое же главное, сущностей было откровенно мало, что слабо сочеталось с уровнем развития технологий. Оставив этот вопрос на потом, я снова принялся рассматривать освещённое пространство, даже не пытаясь предположить, какую информацию таит в себе этот Неживой Свет. Я надеялся обнаружить что-то знакомое и понятное, что позволило бы мне вернуть ускользающее спокойствие, но всё было потрясающе новым.

Начать хотя бы с того, что транспортная система была централизована и представляла собой целую сеть широких труб, сотканных из эфира, опутавшую всё обитаемое пространство. Индивидуальных путешественников за всё время перемещения я так и не увидел. Исходя из порядков, заведённых ещё на предыдущем уровне, этого стоило ожидать. Сами трубы, внутри которых и происходил процесс транспортировки, соединяли собой различные по объёму сферы. Скорость потока в трубе была высокой, но на скорости перемещения в пространстве это не отражалось, так как трубы-магистрали не вытягивались прямой линией в бесконечность, а извивались, лавируя между другими сооружениями различных форм и цветов, хотя архитекторы предпочитали именно сферы, поскольку плавно повернуть поток эфира проще и дешевле, чем ломать его под разными углами. По мере приближения к срединным районам сооружения становились всё больше, а скорость вообще упала до неприличия, однако я не оказался внакладе, ибо имел прекрасную возможность обозревать окрестности сквозь полупрозрачную стену трубы.