Внеучебная Практика
Шрифт:
Следующую пару (мы даже не удивились) вело еще одно посмертие – привязанный обрядом к сакральному альвийскому дереву дух профессора Баллариэля. Дерево, вернее, толстый кусок ветки от него, принесли и с некоторым усилием водрузили на кафедру два старшекурсника. Баллариэль был полупрозрачен, туманен, мельтешист и очень бодр. Он поведал нам об опасностях выбранной нами стези фантомоборства и с гордостью сообщил, что является первым в истории посмертием, официально зачисленным в штат Академии. Пупрыгин, сверившийся к тому моменту с Сетью, шепотом произнес с места, что это не так и первый случай преподавания призрака в АМД датируется началом девятнадцатого века. Увы, шепот
Когда в конце занятия в аудиторию заглянул Кингзман, Пупрыгин поднял руку и дрожащим голосом заявил:
— А Березникова дерется. А Баллариэль обзывается. А Олевский вообще… хладный этот… Как нам в таких условиях плодотворно учиться?
— Ну что поделать? Придется как-то, — грустно вздохнул Кингзман, разведя руками. Затем ректор задумался и, оживившись, поинтересовался: — А вы не пробовали драться и обзываться в ответ? Нет? Понимаю. Я бы тоже не стал. Ну-с, ребята, какие еще впечатления от первых лекций? Не все ведь так плохо, верно?
— Чудак этот ректор, — пробормотал Пупрыгин после занятий. — Мои опекуны будут недовольны. Опекун сам оканчивал Академию, все уши мне прожужжал своими восторгами. Посмотрим, что он скажет, когда узнает, как тут все поменялось.
— А твои родители? — спросила Ксеня.
— Я сирота, — сообщил Мефодий.
— Сочувствуем, — пробормотала я.
— А, — Пупрыгин махнул рукой, — дело давнее. Так себе денек сегодня получился, если честно. Одно утешение – поесть. Вы со мной?
Я не успела ответить – увидела Милли. Помахала ему рукой. Альв меня не увидел, рассекая по коридору руки-в-брюки, наклонившись вперед и на ходу втолковывая что-то соседям по блоку. Насколько я смогла заметить, его новая компания уже начала слегка заглядывать ему в рот. Ну-ну, это только начало.
— Ребят, я скоро! — крикнула я на бегу, пытаясь догнать друга детства.
Мне нужно было узнать у Милли, как быстро он сможет достать нужную мне информацию о событиях восьмилетней давности. Но альв и его приятели быстро ушли вперед, а меня оттеснили в боковой коридор старшекурсники, с усилием и невнятными ругательствами перетаскивающие дерево Баллариэля в соседнюю аудиторию.
Я-то сразу поняла, почему для переноса ветки использовался банальный физический труд студентов. Левитационные векторы и различные магические плетения к сакральной деревяшке применять нельзя: последние пристанища альвов, их своеобразные «гробы» - уникальное явление, до конца неизученное. В моем мире рощи этих деревьев – на редкость странные места. Кого в них только не встретишь, например, своих потомков, если вдруг ни с того ни с сего застрянешь между стволов на пару десятков лет. Прецеденты бывали.
Я стояла и ждала, когда рассосется «пробка», устроенная транспортировкой сакрального пенька. Чесались лопатки. И под кулоном на груди тоже что-то… свербело.
— Эй, там, — раздалось за спиной. — Не плюхни тут мне. Только прибралася.
Я обернулась и с недоумением посмотрела на странную седоватую женщину в синей технической форме Академии. В руках у женщины была швабра, на редкость аккуратная и чистая, а в пластиковом ведре на санитарной тележке… воды не наблюдалось. Уборщица? В Академии нужно мыть полы? Как-то само собой подразумевалось, что с грязью в АМД справляется… магия. Нет?
— Чем плюхну? — растерянно спросила я.
— Тем самым. Не плюхать мне тут.
— А! Плюну! — догадалась я. — Но я и не…
— Еще чего не хватало! — возмутилась уборщица. — Плюнет она еще! Совсем распоясались студёзусы! Но на тебя-то я управу знаю! Только плюхни! Или плюнь! Вот все-все расскажу твоему! Совсем распустил тебя, пигалицу свою, студеное отродье!
А техничка-то с приветом. Отсюда и чистая швабра, и отсутствие воды, и… полное ку-ку с речью. К счастью, высказавшись, суровая дама, волоча за собой тележку, тут же двинулась по коридору, который расходился от окна в тупике влево и право. Я уже собиралась выйти в основную галерею, как вдруг из тупика позвали, тихо, проникновенно, с легким смешком:
— Эй, девица красная.
Не спеша оборачиваться, я тихонько вздохнула. Гудков, его голос. Я всегда хорошо запоминаю голоса. Но откуда он тут взялся? Вышел из лабиринта переходов? Сейчас начнет унижать и подкалывать, знаю я этот стиль общения. Только на мне…
— Обернись, — голос Лексея потрескивал, словно пламя свечи.
Я обернулась. Гудков стоял у стены. Он сразу же поймал мой взгляд, в глубине его глаз заиграл знакомый огонек, только в этот раз он был ярче и… настойчивей.
— Подойди, не бойся.
Я двинулась к парню на слегка непослушных ногах, не в силах оторвать взгляд от огонька, то почти гаснущего, то растущего и как будто готового выплеснуться из ставших темными глаз. По спине побежали мурашки. Как… странно он на меня смотрит.
— Хорошая девочка, — сказал Гудков довольным тоном, когда я подошла. — Лучезара? Красивое имя. Ты живешь в общаге?
— Да, — ответила я.
— Одна?
— Нет.
— Жаль. Но ничего страшного. Знаешь мотель у заправки неподалеку?
— Нет.
— Ничего, я объясню. Через час. Надень белье покрасивее, я люблю все яркое.
— Не могу. Выйти. Вот, — я показала парню браслет на руке, который мы с девчонками носили по требованию барона фон Райндорфа.
— Черт, — красивое лицо Гудкова исказилось от досады, белоснежные зубы с силой прикусили нижнюю губу. — Ладно, придумаю что-нибудь. Но хоть что-то мне сегодня перепасть должно.
Лексей отделился от стены и каким-то быстрым, текучим движением вжал меня в нишу. Пляшущие огоньки оказались совсем рядом. Я завороженно смотрела в глубину глаз Гудкова. Как же красиво! Он прекрасен. Нет, честно, как произведение искусства! Он сейчас меня… надеюсь, что просто обнимет.
Надежда моя не оправдалась. Со словами: «А потом ты все забудешь» Лексей жадно впился в мои губы своими губами. Может, предупредить? Мало того, что полез целоваться… и руки слегка распустил, еще и попытался применить ко мне свою саламандровскую магию. Ну типа того оцепенения, что охватывает человека, когда он смотрит на огонь, только в сто крат сильнее. Ко мне! Аж смешно. Ну, как говорится, сам виноват.
Его отбросило к противоположной стене. Ау! Больно, наверное. Остаточный коловрат еще несколько секунд мотал Гудкова и перекатывал по полу. Затем воздействие магии прекратилось, а на груди у меня жутко зачесалось под подвеской в виде снеговика, старой, потертой, но горячо любимой. Да, это не я ударила Лексей силой. Не помню, кто и когда подарил мне кулон, но он всегда защищал меня от слишком ретивых кавалеров. Нет, нужно все-таки юбку подлиннее носить. С другой стороны, они всегда так смешно отлетали, да и шалости мои пока с поклонниками обходились без серьезных травм. Меня только один момент беспокоил: что будет, когда я влюблюсь? Есть ли у снеговика стоп-фраза? Ну что-то вроде «Хватит! Этого мы не трогаем! Он ничего такой, подходящий».