Внезапная страсть
Шрифт:
В щелях ставен вспыхнула молния, а следом раздался мощный громовой удар. Все-таки стихия не сжалилась, а продолжала бушевать. Худшее еще предстояло пережить.
Ставня оторвалась и, подобно молоту, застучала по стене. Снова сверкнула молния и раздались раскаты грома. Селина открыла полные ужаса невидящие глаза.
– Тише, тише. Все хорошо. Мы дома. – Тревор склонился и снова сжал ее руку.
Селина задрожала так, что застучали зубы.
– Не бойся. – Он натянул одеяло до подбородка и погладил по лбу, пытаясь прогнать страх.
С губ снова сорвался стон.
– Селина, послушай
Однако паника передалась и ему. Может быть, не стоило брать на себя обязанности сиделки? Мари наверняка справилась бы лучше. По крайней мере она знает, что делать в подобных случаях.
Селина сжалась, словно младенец, громко застонала и заметалась. От сознания собственной беспомощности Тревор приподнял одеяло и, не переставая уговаривать, прилег рядом. Медленно, с усилием распрямил дрожавшую в забытьи Селину, повернул на бок, положил голову себе на грудь и крепко обнял. Дрожь не проходила. Зубы стучали, как будто от холода, но кожа обдавала жаром.
– Не бойся, малышка. Я не дам тебя в обиду. – Он снова погладил ее по волосам и нежно поцеловал в закрытые глаза. – Любовь моя, все будет хорошо.
Селина прижалась к нему с неожиданной силой и потянула на себя, как будто хотела, чтобы ее лег сверху, однако он удержал ее рядом, унимая дрожь силой и теплом своего тела.
Тревор? Это Тревор? Нет, должно быть, мерещится в забытьи. Стало лучше, уютнее, спокойнее. Теплый ветер согревал лоб, веки, шептал ее имя.
– Любовь моя, все будет хорошо.
Густой туман медленно спустился, окутал тело и душу. Теплые, мягкие, похожие на хлопок облака согрели и успокоили. Теперь уже казалось, что гроза не так ужасна, как прежде, потому что Тревор рядом – обнимает, защищает, жалеет. Страх постепенно прошел, хотя буря сдаваться не собиралась.
Селина уступила ласковой силе, позволила теплу окружить ее со всех сторон, с благодарностью приняла нежность, закуталась в заботу, утонула в ласке. Она слышала, что стонет, пытаясь привлечь еще больше тепла, заставить его проникнуть в сокровенную глубину, стать частью ее существа. Ветер продолжал нашептывать имя. Селина медленно запрокинула голову. Молния ударила в губы. Ласковая, прохладная, сладкая, наполнила бархатистым светом. Как хорошо, уютно, спокойно! Гром ревел в ночи, как рассвирепевший зверь. Буря – голодный волк – завывала и царапала когтями ставни. Селина заплакала, и Тревор обнял еще крепче. Это сон? Или Тревор действительно что-то шепчет и с силой прижимает ее к груди, чтобы защитить? Ветер завыл громче и принялся биться в стены. Шепот успокаивал, объятие согревало. Да, это всего лишь сон, мечта. Но пусть чудесное видение продолжается, пусть подарит покой и тепло. Селина прильнула к нему, и дрожь отступила. Кажется, он только что сказал, что страстно ее желает? Что мечтает сделать ее своей, но только не сейчас, не этой ночью? В глубине замутненного сознания снова родилось сомнение: а вдруг это только видение? Какая разница? Она явственно ощутила мужественную плоть и раздвинула ноги, приглашая переступить черту.
– Нет, Селина. Нет.
Это снова ветер?
Нет, не может быть. Тревор прошептал ее имя и нашел губами ее губы. Поцеловал нежно, бережно. А потом обнял, как маленькую, и начал
Глава 7
– Миссис Керкленд, откройте!
Селина села в постели и посмотрела в темноту. Еще не успев окончательно проснуться, медленно, вяло подошла к двери и повернула в замке ключ. В сознании промелькнули смутные воспоминания.
– Ну и ну! – Мари покачала головой, поставила поднос с кофе и тостами и распахнула шторы, впустив в комнату поток золотистого света.
– Пожалуй, позавтракаю в галерее. – Селина нашла пеньюар, но передумала и позволила Мари надеть на нее простое зеленое платье. – Волосы пока оставь как есть.
Селина подошла к умывальнику, плеснула в лицо холодной водой, взяла расческу и попыталась привести в порядок спутанные пряди.
– Нет, все-таки немного прибери.
Ответа не последовало.
– Мари? – Странно, но в комнате никого не было. – Мари, куда ты делась?
Впрочем, одной даже лучше. Селина посмотрела в зеркало и вспомнила поразительно живой, физически ощутимый сон.
Возможно ли, чтобы Тревор на самом деле провел с ней ночь?
Разумеется, нет.
В воздухе витал аромат крепкого черного креольского кофе. Вот что поможет прийти в себя! По пути к окну Селина заметила на прикроватном столике пузырек с настойкой опия, а потом обратила внимание на голубую атласную простыню с четким отпечатком двух тел.
Смятение налетело подобно горячему ветру.
Она провела ладонями по плечам, груди, животу, пытаясь понять, что произошло в часы забытья. Сознание медленно, но верно прояснялось. Появились первые робкие воспоминания: о заботливом, согревающем тепле; о нежном шепоте; о ласковом объятии и утешительных поцелуях. И больше ничего не случилось. Селина вздохнула с искренним облегчением.
В животе урчало от голода. Она собралась выйти в галерею, но помедлила и повернулась, чтобы посмотреть на дверь. В замке торчал ключ. Она перевела взгляд на окно и недоуменно вскинула брови.
Разве она не отперла дверь, отвечая на стук Мари? Разве не видела собственными глазами, как горничная открыла стеклянные створки, чтобы вынести поднос в галерею? Если так, то возникал вопрос: каким образом Тревор покинул спальню? С помощью собственных ключей? Пожав плечами, Селина решила, что так и случилось: в конце концов, это его комната, – и с этой мыслью вышла в галерею.
Тревор сидел за столом и беззаботно, с видимым удовольствием пил кофе – бледно-желтая батистовая рубашка гармонировала с красно-коричневой курткой для верховой езды, бежевыми замшевыми бриджами и черными сапогами.
– Доброе утро, – поздоровалась Селина, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, и присела напротив.
Он легко улыбнулся, и все же в лице ощущалась серьезность, которой прежде не было. Что, если притвориться, что прошедшая ночь утонула в беспамятстве и не оставила следов в сознании? В конце концов, настойка опия многое оправдывает.
– Мари сказала, что ночью вы за мной присматривали, – солгала она. – Спасибо, это очень мило.
Тревор лукаво прищурился, а потом вдруг с интересом посмотрел в чашку.