Вниз по реке
Шрифт:
И тут по лесу с треском разнесся звук выстрела. Он донесся откуда-то издалека – наверное, мили за две. Выстрел не имел никакого отношения к этому оленю – но тот все равно встрепенулся. Прыгнул и на миг дугой завис над рекой – вес рогов тянул его за голову вниз, – и тут же ударился об воду, с плеском погреб поперек течения, все сильней вытягивая вперед голову, приближаясь к противоположному берегу. Мощно одолел скользкую прибрежную глину и, уже наверху, остановился и обернулся назад. На миг показал
Я вновь увидел тот день, когда умерла моя мать.
Я не хотел убивать ничего живого. Никогда не хотел. Это говорила во мне моя мать – или, по крайней мере, так бы заявил мой старик, если б узнал. Но смерть и кровь – это неотъемлемая часть того, что требуется на пути от мальчика к мужчине, и неважно, что у моей матери нашлось бы сказать по этому поводу. Я не единожды слышал разговоры на эту тему, тихие голоса поздно ночью – мои родители спорили по поводу того, что хорошо и что плохо для воспитания их подрастающего сына. Уже в восемь лет я мог с шестидесяти ярдов запросто снести пулей горлышко у бутылки; но стрельба по мишени есть стрельба по мишени. Все мы знали, что еще предстоит впереди.
В те же восемь лет мой отец уже убил своего первого оленя, и его глаза до сих пор мечтательно затуманивались, когда он говорил об этом – о том, как его отец окунул в горячую кровь руку и провел ему ею по лбу в тот день. Это вроде крещения, сказал он мне тогда, – то, что неподвластно времени и остается с тобой навсегда, и когда в намеченное утро я проснулся, в животе холодным дурнотным комком притаился страх. Но я должным образом экипировался, проверил винтовку и ступил за порог, где в темном прохладном воздухе меня уже поджидали отец с Долфом. Они спросили, готов ли я. Я сказал, что да, и они прикрывали меня с флангов, когда мы перелезли через ограду и пустились в путь, в конце которого нас ждали олени и потайные леса.
Через четыре часа мы уже вернулись домой. Моя винтовка воняла горелым порохом, но крови на лбу у меня не было. Нечего стыдиться, говорили они, но я сомневался в их искренности.
Я присел на откинутый борт отцовского пикапа, когда отец зашел внутрь проверить, как там моя мать. Вскоре он вернулся обратно, тяжело волоча ноги.
– Как она? – спросил я, уже заранее зная, каков может быть ответ.
–
– Ты ей рассказал? – спросил я, тут же подумав, не принесет ли ей этот мой провал хоть немного радости, столь редкой для нее.
Проигнорировав мой вопрос, отец принялся стягивать с плеча винтовку.
– Она просит чашку кофе. Не принесешь?
Я не знал, что такое с моей матерью, – только то, что свет понемногу угасает в ней. Она всегда была энергичной и веселой, моим лучшим другом в те долгие дни, пока отец работал на земле. Мы играли в разные игры, рассказывали всякие истории. Постоянно смеялись. А потом вдруг что-то переменилось. Она словно стала уходить в тень, в темноту. Я потерял счет случаям, когда слышал ее плач, и много раз испытывал страх, когда мои обращенные к ней слова проваливались в пустоглазое молчание. Она превратилась буквально в тень, туго обтянутую бледной кожей, и я почти боялся увидеть на просвет ее кости, когда она пройдет перед незашторенным окном.
Это было действительно страшно, и я абсолютно не представлял, как все это понимать.
Я вошел в наполненный тишиной дом, вкусно пахнущий кофе, который так любила моя мать. Налил чашку и осторожно отнес ее наверх по лестнице. Не пролил ни капли.
Пока не открыл ее дверь.
Револьвер был уже приставлен к ее голове, лицо безнадежно белело над бледно-розовым халатом, который тогда был на ней.
Она спустила курок в тот самый момент, когда дверь распахнулась во всю ширь.
Мы с отцом никогда не говорили об этом. Похоронили женщину, которую любили, и это было как раз то, о чем я всегда знал: смерть и кровь – неотъемлемая часть того, что требуется на пути от мальчика к мужчине.
С тех пор я убил целое множество оленей.
Глава 10
Я нашел Долфа на крыльце, скручивающим сигаретку.
– Доброе утро, – сказал я, облокачиваясь на перила и глядя на его ловкие, безостановочно двигающиеся пальцы. Последний раз лизнув бумагу и покрутив сигарету в пальцах, он обвел меня изучающим взглядом. Глаза его остановились на револьвере, по-прежнему заткнутом у меня за пояс. Вытащил спичку из кармана рубашки, чиркнул ее о ноготь. Задул.
Конец ознакомительного фрагмента.