Вниз по темной реке
Шрифт:
Перебрав ключи на кольце, дежурная нашла нужный.
— Она не будет с вами говорить. Мы от нее вообще ни одного разумного слова тут не слышали.
Мы вошли внутрь.
Сырой воздух вонял прогнившей штукатуркой и немытым женским телом. Я приблизился к койке, переступая через разбегающихся тараканов, и опустился на колени рядом с больной. По ее телу ползали мелкие насекомые, но миссис Бэкфорд, похоже, их не замечала.
Женщина не шевельнулась, когда я тронул ее за руку. Пришлось аккуратно отвести в сторону ее волосы, чтобы рассмотреть лицо, и она с опасливой гримасой съежилась
— Портрет нарисовали в прошлом году, — дрогнувшим голосом говорил мистер Бэкфорд. — Мадлен была так мила и разумна, когда мы только поженились… Только посмотрите на ее лицо!
Я тогда промолчал, вспомнив: Джеймс всегда настаивал, что выражение лица нельзя воспринимать как признак безумия или здравомыслия. Воочию видел, как одна из пациенток его госпиталя — глаза, словно у лани, милая улыбка — пырнула вилкой медсестру. Портрет миссис Бэкфорд навеял еще одну мысль: Белинда как-то делилась со мной своим неприятным опытом, рассказывая, что характер может решительно измениться, и не всегда сам человек тому виной.
— Миссис Бэкфорд! — сделал я еще одну попытку. — Я инспектор лондонской полиции. Пришел забрать вас домой.
Она содрогнулась, скрипнув пружинами койки, однако в глазах по-прежнему стояла пустота, и я решил обратиться к ней по имени:
— Мадлен…
Несчастная перевела взгляд на меня, и в нем мелькнуло даже не безумие, а настоящее отчаяние затравленного животного, заставившее меня вздрогнуть. Терять контакт не следовало, и я, не отводя глаз, бросил через плечо:
— Развяжите ее!
Дежурная, согнувшись над женщиной, распутывала рукава смирительной рубашки, но миссис Бэкфорд продолжала сидеть неподвижно. Из грязных шелковых рукавов высовывались тоненькие, словно птичьи лапки, руки. Поведение больной противоречило рассказам о ее злобных истерических припадках и (как мне намекали) проявлявшейся в ней развратности.
— Как давно ее связали?
— На второй день после поступления, — угрюмо ответила дежурная. — Деваться было некуда — она билась в припадках.
— Что за припадки?
— Обычные припадки! — отрезала рыжеволосая. — Больная бредила, визжала и металась по палате. Пришлось надеть смирительную рубашку, только после этого она и закрыла свой грязный рот.
— Как же она питалась?
— Я кормила ее супом с ложки, — помявшись, буркнула дежурная.
Обернувшись, я не увидел в поросячьих глазках приземистой женщины ни малейшего проблеска человечности. Представляю, сколько того супа досталось ей, а сколько попало в рот миссис Бэкфорд…
Подняв несчастную на руки, я прикинул: весу в ней осталось точно не больше семи стоунов. Больная не сопротивлялась.
— Отпирайте дверь.
Дежурная, вздернув брови, жадно повернула руку ладонью вверх. Пришлось неловко перекинуть миссис Бэкфорд через плечо и пошарить в кошельке. Монета в полкроны легла в протянутую ко мне лапу.
Ловким, словно у фокусника, движением рыжая тюремщица зажала монету
Свистнув проезжающему мимо кэбу, я разместил миссис Бэкфорд в кабинке, стараясь ее не потревожить, и она свернулась в клубок, вновь уставившись перед собой. Кэб полз еле-еле, пробираясь между экипажами и повозками уличных торговцев, и меня охватило нетерпение. Моя же подопечная не проявляла к путешествию ни малейшего интереса и словно ничего от него не ждала, обхватив себя руками. То ли до сих пор ощущает на себе смирительную рубашку, то ли просто замерзла…
Мы пересекли Уиллис-лейн и выехали на нужную нам улицу. Предвкушая облегчение мистера Бэкфорда и благодарность его жены, я удовлетворенно сказал:
— Миссис Бэкфорд, вы почти дома!
Она резко обернулась. Изморось затрудняла видимость, однако газовые фонари за окном осветили мокрые пики кованой ограды, возведенной вдоль длинного ряда похожих друг на друга домов. Особняк Бэкфордов находился в самом конце улицы. В окнах приятно мерцали отблески горящих каминов и электрических ламп, рассказывая прохожим об уюте гостиных и богатстве жильцов. Разумеется, после пребывания в Холмделе миссис Бэкфорд ждет не дождется, когда попадет домой. Что бы ни заставило ее бежать, — теперь все позади.
На лице женщины отразилось мучительное усилие, с которым она возвращалась в свой мир, постепенно узнавая окрестности; глаза расширились, рот приоткрылся в беззвучном крике…
Пошарив по подушкам сиденья, миссис Бэкфорд нащупала лежащую там полицейскую дубинку и взмахнула ею в опасной близости от моего лица.
Я инстинктивно поднял руки, и сильный удар пришелся в ладонь, пронзив болью все тело. Перехватив дубинку, я скинул ее на пол, а женщина, бросившись в мою сторону, впилась ногтями мне в щеку. Вцепившись другой рукой в волосы, она вырвала из моей шевелюры порядочный клок. Я схватил ее за кисти, стараясь не причинить вреда, и миссис Бэкфорд закричала во весь голос, завыла, словно раненое животное — будто под ухом у меня включили сирену речной полиции. Ее руки судорожно напряглись, и левое запястье выскользнуло из моего захвата. Я снова стиснул его пальцами и, обхватив несчастную за талию, крепко прижал ее к себе.
Одно было понятно — оставлять миссис Бэкфорд здесь никак нельзя. Я стукнул в стенку кабины и крикнул кэбмену:
— Едем в госпиталь Святой Анны!
Экипаж замедлил ход, останавливаясь. То ли кэбмен меня не расслышал, то ли решил, что не так понял, а миссис Бэкфорд тем временем продолжала вырываться. Я сжал руки и снова ударил в стенку.
— Ради бога, приятель! В госпиталь, быстрее!
ГЛАВА 4
Стоило нам свернуть с улицы, и миссис Бэкфорд тут же обмякла. Еще через пару минут она вернулась в прежнее состояние: напряглась и притихла. Несколько раз передернула плечами, словно пытаясь отодвинуться от меня как можно дальше.