Внизу наш дом
Шрифт:
Только — вот беда. Негде мне взять для этой затеи ресурсы. Даже просто добыть хороший двигатель — и то проблема. А ведь хотелось бы оборудовать кабину более-менее приличными приборами. Вообще, в самолёте довольно много внешне незаметных вещей, без которых он делается крайне неудобным в эксплуатации. Изготавливают их на десятках предприятий, ни с одним из которых у меня нет ни малейшего шанса договориться, потому что у всех имеется план, за выполнением которого ведётся неусыпный контроль. Спалюь в два счёта, едва хоть кто-то проявит интерес к «запросам» простого паренька с юга Украины.
Глава 4. Первые шаги
Итак, у меня есть не то, чтобы чёткий план, но понимание,
Однако присутствует «но». Во-первых, мне ещё парочку лет нужно подрасти — возраст-то у меня пока пионерский. Во-вторых, комсомольская организация напрямую вплетена в существующую вертикаль власти — все достижения, так или иначе, станут известны партийным органам и ГПУ. Оно бы и ничего, на первый взгляд. Но когда речь пойдёт об установке на самолёт вооружений или заграничного оборудования, например, авиагоризонта или радиополукомпаса — вот тут возможны серьёзные осложнения.
Опять же, действуя под присмотром «руководящей и направляющей», я могу не сохранить лидирующей позиции — приставят ко мне «старшего товарища», и вместо ястребка будем клепать машину, которая и жнёт и шьёт и на дуде дудит в благородном деле борьбы с религиозными предрассудками. Время нынче строгое — партия сказала «надо» — комсомол ответил «есть». Не докажу ведь, что именно я лучше всех знаю, что сейчас действительно необходимо, а не просто показалось руководящим товарищам. Правда, есть шанс, что мне удастся как-то стихушничать, повернуть дело так, чтобы строить самолётик для рекорда скорости, например, а уж маневренные качества в него заложить сразу неплохие, ну и местечко для пушки приготовить, обосновав это, скажем, как разбрасыватель агитационных листовок.
Зыбкий путь, неверный. Сомневаюсь.
А поддержкой какой ещё могущественной организации я могу заручиться? Говорят, нынче существуют разные контрреволюционные подполья, пляшущие под дудку мирового империализма. Так у нас с ними слишком разные задачи — не раскошелятся они на развитие советской авиации.
Церковь остаётся. Она нынче несколько не в чести, бывает, что и страдают служители культа, да и храмы нынче как-то не в почёте. Однако советские времена православные успешно пережили и паствы не лишились. Вот уж, воистину, организация, так организация! Тот факт, что ни во что божественное я ни капельки не верю, значения не имеет — у меня со святыми отцами сейчас вполне сходные цели — им гитлеровцы на нашей земле совершенно ни к чему. И гибель миллионов сограждан они будут переживать вместе со всем народом. К тому же — ведут они себя сейчас достаточно скромно, поэтому велика вероятность, что не «сдадут» меня с потрохами. Вот только как с ними столковаться — ума не приложу.
Впрочем, и поддержка комсомола моим начинаниям не повредит — всё равно я никуда не спрячусь от аэроклубовского комсорга. Он заглядывает в мой сарай, интересуется. Нужных шурупов достал, когда понадобились. И втулки его хлопотами выточили на каком-то из Одесских заводов по моим эскизам. Не крикун он, не руками махатель, а дельный парень. Именно он и «уведёт» у меня в будущем Шурочку — а она бы за худого человека не пошла.
Сам я нынче — пионер. Красный галстук ношу всегда — он кокетливо выглядывает из ворота технического комбинезона, который я, почитай, и не снимаю. Хотя с пионерской организацией школы давно потерял всякие связи — я ведь не вылезаю с аэродрома. Разве что иногда заглядываю в соседнее село. Ниток купить, иголок, ирисок. Зарплата ученика моториста невелика, но ни на что не расходуется, потому что я тут на
Так вот — мелькнула идейка организовать пионерскую группу будущих самолётостроителей под моим руководством. А потом начинать работы над… ну, для разминки соорудим мотопланер с мотоциклетным мотором, а там и за рекорд скорости возьмёмся — уж тут-то можно рассчитывать на целевое выделение средств от Осоавиахима под присмотром комсомола. Глядишь, и моторы французские сумеем выбить. Я читал про них в будущем — однорядные они, силёнок под двести моща и, слушок был, в морозы не запускаются. Так мне до морозов дела нет — фашисты летом нападут. А до холодов меня обязательно собьют просто по закону больших чисел. Это я не к тому, что полагаю себя обречённым, а просто или с парашютом придётся выпрыгивать, или на вынужденной посадке приведу машину в состояние полной негодности, пропахав полосу брюхом. Вторую же мне не построить, хоть вывернись я наизнанку. Да, в конце концов, двигатель выработает ресурс — он ведь нынче считается на сотни часов, ресурс-то — месяц-другой боевой работы из расчёта по три вылета в сутки — и можно разбирать технику кувалдометром, чтобы не досталась врагу. А сам — в строевую часть рядовым пилотом.
Что-то шибко далеко я заглядываю. До тех пор ещё шесть лет и куча хлопот, а уже всё распланировал. Мне нынче нужна группа воодушевлённых сказочным чувством полёта юных пионеров. А взять её можно в том самом селе, куда я хаживаю за конфетами. Есть в нём школа или нет — не интересовался, а пионеры живут, видел. И месяц нынче вполне весенний — уже по-летнему тепло и погода для такого случая прекрасная — низкая облачность, полётов нет — руководство легко одобрило мою отлучку. Тем более, когда бывает в том надобность, я не скулю, что рабочий день кончился, а продолжаю делать то, что нужно и не напоминаю про сокращённое для несовершеннолетних «время на труд».
Я с ними по-людски, и они со мной по-человечески. Нормальный начальник нормальному работнику палок в колёса не вставляет. А мы с ним оба ничего так мужики. В общем — переодеваюсь из спецовки в штаны и рубашку, тщательнее, чем обычно, повязываю красный галстук, и выхожу на дорогу к ближнему селу — тут километра четыре. В этот момент меня подлавливает Феофилактыч, сует денег и пустую торбочку:
— Купи, — говорит, — сальца, лучку там. Может огурчики солёные у кого остались, помидорки квашеные, капустка.
— Ага, — отвечаю. — Закусоиды, что из второго снизу ряда таблицы имени товарища Менделеева.
— Вот приятно говорить с образованным понимающим человеком, — кивает мой наставник. — К вечеру, чай, обернёшься. Посидим по-человечески в тесном кругу товарищей по ударному труду.
— Мне, — отвечаю, — нельзя по малолетству хмельное вкушать, но для товарищей по ударному труду — всегда готов. Я же не просто так, погулять вышел, а пионер.
Хмыкнули мы, да и пошел я, солнцем палимый. Жаркая нынче весна задалась. Нет, про солнце — чисто для красного словца ввернул — низкая облачность никуда не девалась, но уже всерьёз тепло. Я босиком топаю — это пионерам не запрещено, а мне нравится, да и бутсы мои разлезлись, если по правде. Пора обзаводиться новой обувкой.
Дорога выписывает кривулину, обходя оконцовку балки, сливается еще с двумя, приходящими с других сторон, и тут вижу я девочку-подлеточку в светлой блузе и тёмной юбке, присевшую рядом с корзиной и очищающую крашеное яичко. Первая мысль — сегодня Пасха! Вторая — так ведь она же пионерка! Это потому, что аккуратно свёрнутый красный галстук торчит из корзинки. И, наконец, третья — пионерка тайком собралась съесть символ веры… не, ну я вообще безбожник, поэтому прошу пардону, если не так сказанул.