Внук Бояна
Шрифт:
— Говори! — нетерпеливо повторила Зелла.
— Слово моей большой приязни. Глаза твои — как солнце в созвездии.
— Говори еще! Смелей говори все!
В это время позади Юрко раздались тяжелые шаги и треск камыша. Зелла мгновенно и бесшумно скрылась.
Юрко оглянулся: к нему подходил Асап, взгляд у него злой.
— Кто это бежал? — резко спросил он.
— He знаю. Может быть, кабан.
— В женской шапке? — насмешливо буркнул Асап.
— Плохие шутки у тебя, батур! — нахмуриваясь, сказал Юрко и зашагал прочь по следу Зеллы, готовый ее защитить.
День клонился к концу, а охота только начиналась. Батуры на скаку сбивали стрелами летящих птиц и ездили по лугам, увешанные
Юрко подошел к лесу, где у вековых дубов над озером летали встревоженные гуси и гагары. Он встал в камышах, выбирая дичь покрупнее. И вдруг над самым его ухом просвистела стрела, следом еще одна, задела рубаху. Кто-то стрелял в него из-за камыша, плохо видя цель. Юрко подобрал жаловидные стрелы и осторожно вышел из плавней. Обогнув озеро, он стал красться к тому месту, откуда, по его расчету, могли быть пущены стрелы. Скоро, он увидел Асапа. Приподнимаясь на носки, тот всматривался сквозь камышовые метелки, держа в руках лук с наложенной стрелой.
— В кого стреляешь, батур? — крикнул Юрко, — Не твои ли это стрелы?
Асап быстро обернулся. Глаза его настороженно забегали, но он быстро овладел собой, лицо расплылось в обманчиво приветливой улыбке.
— Юрге!— воскликнул он, будто обрадовался. — Где ты их взял? Я стрелял по чиркам. Мелкая птица! Глаза мои устали... Благодарю тебя. Я вижу в тебе заботливого друга...
— Нет, батур, мы же еще не кончили поединок! Твои слова как позолота... Мы не поделили солнца! — весело, но твердо отказался Юрко и, бросив стрелы к ногам Асапа, договорил: — Теперь ты видишь: светлые духи бога Кама, что приходят вместе со смертью, не помогают тебе, я жив до сих пор. И буду жить!
Лицо князя потемнело. Он ухватился за меч и шагнул вперед. Кругом никого не видно, а Юрко без меча. Один удар — и все будет кончено... Асап огляделся... и увидел подъезжавших хана и Зеллу.
— Где ваша добыча? — крикнул Беглюк, силясь открыть заплывший глаз, и оглядел соперников. — Э-э! У вас руки пусты. О чем шла речь?
Асап оскалил в улыбке широкие, как у старого коня, зубы.
— Мы вспоминали наш спор: солнце оберегает нас обоих, — ответил Асап. Юрко промолчал: пусть оправдывается виноватый.
...Вечером, на закате солнца, в половецком становище поднимался шум. Люди тревожными криками провожали светило, веря, что там, за краем земли, оно будет биться с черным ба- туром Ночи, закованным в, доспехи из холода... Ведь недавно же было! Старые люди помнят: как-то весенним днем черный батур напал на солнце...
— Шаманы первыми закричали в кумирне: конец света! Ударили в барабаны, заревели в трубы... И поднялся по всей горе страшный вой. Люди падали на землю вниз лицом, лезли в кибитки, рвали на себе волосы, кричали в исступлении: молили бога Кама спасти их...
Собаки запрятались под повозки и тихо скулили. Ни ворон не прокричит, ни птица не пролетит. Земля стала лиловатой, трава серой, все серое!.. Все идет к концу!.. Жрецы завыли с визгом. И вдруг — радостный крик: чудо! Солнце победило! Оно становилось все светлее, светлее... И пошло тут гульбище небывалое и день и ночь...
А через несколько дней прискакали гонцы:
— На помощь! Руситы на Дон идут! Князь Игорь ведет полки на Поле половецкое!
Ушли кипчакские полки на полудень. Бились там три дня и три ночи и победили. Кто у русичей остался жив — почти все попали в плен. Много рабов досталось, и опять было веселое гульбище!
Теперь по вешним вечерам, когда белую шерстинку переставали отличать от черной, в память о той победе начинался праздник...
Был теплый вечер в середине лета. Возле одного из костров сидели седобородые старики и слушали громкий голос чубатого воина из ватаги князя Асапа — богатыря Ченгрепа. Он за один присест целого барана съедает! Потому, наверное, и
— Нужна большая война! — гудел Ченгреп, ударяя кулаком по коленке. — Руситы смелеют. Их ватаги под боевые песни, никого не боясь, перехватывают нас на пути, отбивают добычу и пленников. Подходят плохие времена. Добыча от набегов не стоит старого седла. Да и то все идет великому хану и князьям, а нам лишь то, что спрячешь в походную торбу незамеченным. Да и что взять? Заскочишь в клеть, а там ткальня. И такое полотнище узорное натянуто — засмотришься. Только князю и носить. Рубанешь с досады: все равно тебе не достанется. Скачешь в другую клеть. А там чаны с кожами. Или горшки глиняные да печи плавильные. И взять нечего, все припрятано... Двадцать лет я в походах и скажу: руситы стали совсем другие — злее! Помню, раньше ворвешься в острожек — и берешь в каждой избе цветные ожерелки, браслеты дивной чеканки с золотой россыпью. Но тогда у нас с ними был мир, руситы жили беспечно, доверчиво! Им наобещаешь, и они верят. Но мы умеем слова пускать на ветер! Мы хитрее их, налетала внезапно и знатно живились добычей!
— Еще бы! — с завистью вздохнул чернолицый бритоголовый старик. — Такую добычу приятно взять с собой в походный кошель. И никто из военачальников не увидит... Надо идти опять в тот острожек: те руситы — большие умельцы на узорочье... Я там четверых руситов убил, пока они раздумывали, враг я или нет... Теперь так и тянет туда. Как увижу руситские избы, так сердце замается... Ночи не спишь: досада зудит. А заметишь в степи чужие костры — тесно дышать!
Ченгреп почесал грудь и сердито усмехнулся:
— Ходили и мы позапрошлой весной. Но теперь времена беспокойные, и, где был острожек, Теперь целый город стоит... Там стены из камня и ворота в железо кованные: не войдешь! И оружия у них в достатке. Видно, чуть не в каждой клети мечи да крючья куют. Мы окружили город, как птицу в клетке. Meтали за стены горящий жир. К руситам пришла неожиданная помощь, и нас еле унесли кони... Не зря тогда я видел во сне змею с ногами.
Старики зацокали, закачали головами: страшный сон!
— Вы, старики, все по старинке судите. У вас и сабли в почетных зазубринах. Но и наши молодые воины также ловки и стремительны в боях. Только когда вы ходили на руситов, их можно было прельстить словами и внезапно ударить. А что стало с ними теперь? Цепляются за свою землю. Все стали пахари да ковачи. Забросили охоту, делают что вернее. Каждый смерд теперь умеет строить избу. А избы накатаны из целых, толстых бревен. Попробуй возьми их! — Он широко развел руки, показывая толщину дерев, и, сплюнув, добавил: — А когда пробьешься, видишь: изба пуста...
— Руситы все прячут в лесах,—проговорил сосед Ченгрепа. — Они узнали, что мы не любим лесов. Когда, бывало, мы ходили в набеги от Лукоморья, там руситы жили в степи, и мы легко отбивали у них стада. А теперь жить трудно, свой скот режем!
— Трудно? Кто умеет — живет! — быстро воскликнул чернолицый старик. Хитро прищурив глаза, поворачиваясь то вправо, то влево, он живо продолжал: — Вы, молодые, ловкость позабыли. А сила без ловкости — как степной пожар: пылу много, а проса не сваришь... Знаете батура Багубарса? Разве не ловко, обвел он заморских купцов на Соляном пути? Собрал ватагу проводников и потребовал с каравана тройную плату и за себя, и за коней, и за арбы, и за детей и жен, остающихся без мужчин. Покричали, поругались купцы да и уплатили втридорога. Хитрые люди легко и ловко хватают добычу. — Внезапно чернолицый понизил голос: — Вот теперь верховный жрец посылает Багубарса к хану Емяку на Итиль и плату назначил не как простому гонцу: целый год можно жить безбедно. Сам отец Багубарса мне хвастал.