Внук Петра Великого

Шеллина Олеся

Пока я пытался сообразить, почему Баха зовут не Иоганн Себастьян, а Вильгельм Фридеман, к нам осторожно подошла молоденькая девушка, лет тринадцати-четырнадцати на вид. Выезжать в свет ей было пока по всему рановато, но вот на таких вот музыкальных вечерах она уже вполне могла появляться. Смущенно улыбнувшись, она быстро проговорила.

– Я благодарю вас, господин Гольдберг, за доставленное удовольствие. Эти вариации чудесны. Вы не могли бы мне передать ноты? Я хочу попробовать их разучить.

– Конечно, ваше высочество, вы их немедленно получите, – он поклонился сначала девушке, затем мне и бегом бросился выполнять поручение дамы, пускай даже столь юной. Вот только,

ваше высочество? Мы смотрели друг на друга и не знали, что делать, потому что нас должны были представить друг другу, а просто познакомиться – это было бы нарушением этикета. Вот только что делать, если все взрослые дружно на нас забили, и мы оказались в практически патовой ситуации.

– Эм… позвольте представиться, – наконец, я принял решение, чтобы не стоять, как два идиота. Ну и что, что мы нарушим какой-нибудь протокол? Вряд ли от этого кому-то станет хуже. – Карл Петер Ульрих герцог Гольштейн-Готторпский.

– О, – она наклонила голову, а ее щеки окрасил легкий румянец. – Мария Анна София Сабина Ангела Франциска Ксаверия, принцесса Польши и Саксонии, – представилась она и протянула мне руку. Я скосил глаза на стоящую неподалеку пару, и тщательно скопировал мужчину, который в этот момент поцеловал протянутую ему руку дамы.

– Ну вот и познакомились, ваше высочество, – я улыбнулся, думая про себя что не запомнил большую часть имен, которые мне перечислила принцесса. Точно помню только Мария Анна и на этом, собственно, все. Снова повисла неловкая пауза. Я понятия не имел, о чем можно говорить с этой девочкой, да и она, похоже, испытывала подобные же чувства. Ушедший за нотами Гольдберг, похоже, где-то потерялся, потому что минуты шли, а его все не было. – Вам не кажется, ваше высочество, что господина музыканта либо похитили, либо кто-то украл его ноты и он теперь пытается всеми силами их вернуть? – он прыснула, но тут же прикрыла ладошкой рот.

– Да, похоже, что вы правы, ваше высочество. Может быть, нужно его поискать? Вдруг его действительно похитили, и он нуждается в нашей помощи?

– То, что вы сейчас предлагаете, жутко безнравственно, – я понизил голос и слегка наклонился к ней. – Потому что нам никто не поверит, и все решат, что я специально все это придумал, чтобы увести вас из зала и остаться наедине.

– Зачем вам понадобилось бы уводить меня из зала? – она слегка наморщила носик, и я едва не рассмеялся, какая непосредственность.

– Как это зачем, чтобы сорвать ваш первый поцелуй, разумеется.

– Ох, – Мария Анна вспыхнула. – Да, тогда действительно нужно надеяться, что господин Гольдберг сам вскорости найдется. – На этот раз пауза не затянулась надолго. – А вы путешествуете, ваше высочество?

– Можно и так сказать, – ответил я неопределенно, заметив, что Кайзерлинг похлопал Брюля по плечу, о чем-то рассмеялся и после этого направился в мою сторону, в то время как Корф остался рядом с генералом.

– Просто путешествовать зимой, мне кажется немного… – она замолчала на секунду, видимо, подбирая подходящее слово, затем решительно закончили, – несколько опрометчиво.

– Вы очень деликатны, ваше высочество, – я улыбнулся. – Я бы сказал проще и грубее, но я все-таки мужчина. Путешествие зимой – это форменная дурость, вот что это такое. Но, похоже, что у меня нет особого выбора.

– А вы путешествуете куда-то конкретно, или просто так?

– Меня пригласила пожить у себя тетя. Мои родители умерли, знаете ли, – добавил я печально. Сказано это было намеренно, женщины, даже такие юные, любят жалеть кошечек, собачек и сироток. И на этом можно было играть, как потерявшийся виртуоз на клавесине.

– Ох, простите, я не знала, –

ну вот, о чем я и говорил, в голосе принцессы послышалось сочувствие. – А где живет ваша тетя?

– В России. Моя тетя – ее величество императрица Елизавета, – добавил я несколько рассеянно, глядя на Кайзерлинга, который продвигался через толпу довольно медленно, постоянно останавливаясь, чтобы поздороваться со знакомыми. – Прошу меня извинить, ваше высочество, но мне необходимо ненадолго вас оставить. Я обещаю, что, в отличие от господина Гольдберга, не позволю себя похитить и скоро вернусь, если вы все еще будете желать, чтобы я составил вам компанию, – сказав эту длинную высокопарную фразу на одном дыхании, я отошел от Марии и направился навстречу Кайзерлингу, который, похоже, застрял возле одного из гостей – худого старика с желчным лицом, который что-тот ему выговаривал, едва слюной не брызжа. Добродушное лицо посла не изменилось ни на секунду. Он продолжал улыбаться, и делал вид, что высказывания старика ему жутко интересны.

– … и я хочу просить вас также ходатайствовать о переводе графа Чернышевского обратно в Россию. Своими сближениями с дамами, приближенными ко двору, он дискредитирует и себя, да и меня тоже перед ее величеством, для которой, как вы знаете, супружеская верность является вершиной добродетелей, – собеседник Кайзерлинга оборвал себя на полуслове, заметив меня. Кайзерлинг обернулся, чтобы посмотреть, что же так насторожило старика, и сдержанно улыбнулся.

– Позвольте представить вам, ваше высочество, пана Ланчинского, чрезвычайного посланника к Венскому двору, – он повернулся к своему собеседнику и кивнул, как бы намекая на то, что вот это и есть мое задание от Елизаветы, а ты мне тут голову задурил своим блудливым графом.

– Позвольте, пан Ланчинский, но Дрезден вроде бы не Вена, как вас далеко занесло от вашего чрезвычайного направления, – мне он почему-то не понравился, как-то слишком расчетливо смотрел этот Ланчинский на меня, словно рентгеном просвечивал. При этом никакого пиетета он явно не испытывал, скорее, в его взгляде читалось крайнее неодобрение. Ну и черт с ним, вряд ли мы где-то еще раз пересечемся.

– Я навещал родных в Варшаве, ваше высочество, – поджав губы, наконец, соизволил ответить Ланчинский, а затем словно спохватился. – О, вы знаете русский язык? – и до него и, похоже, до Кайзерлинга дошло, что я говорю по-русски. А значит, я понял, про что они только что говорили.

– Немного, – уклончиво ответил я. – А что это за граф Чернышевский, про которого пан Ланчинский просил вас? – я повернулся к Кайзерлингу, который невольно вздрогнул, словно не ожидал от меня ничего подобного.

– Это… весьма ловкий молодой человек, – наконец посол подобрал приличные слова для характеристики графа. – Я думаю, что вам не стоит озадачиваться его судьбой…

– Если его высочество едет ко двору, то, возможно, он сам составит свое мнение об этом типе? Ваше высочество, не сочтите за дерзость, но, возможно, вы имеете возможность принять графа в свой кортеж для передачи донесения ее величеству императрице Елизавете? – сейчас, когда пан Ланчинский увидел возможность сбагрить мне веселого графа, который своими лямурами, похоже, сильно подмочил репутацию чрезвычайного посланника, он стал просто само обаяние. Еще немного, и пан расплывется в рахат-лукум. Но, я что, бесплатное такси? – Со своей стороны я обещаю сделать все возможное, чтобы обеспечить вас всеми необходимыми бумагами, для скорейшего прибытия в Россию. Невозможно же задерживать в пути ни ваше высочество, ни гонца от чрезвычайного посланника к государыне? – Я открыл рот, чтобы что-то возразить и тут же захлопнул его.