Внуки Богов
Шрифт:
На его устах от представленной картины выступила слюна.
На следующий день, вечером, когда я обезсиленный после тяжелой работы (побои давали о себе знать), гремя цепью обливался водой из бочки, подошла хозяйка. Глянула искоса, постояла, судорожно перебирая пальцами концы узорчатого пояска. Потом сказала, вроде как извиняясь:
– Безумец, тебе была оказана великая честь… а ты? Ты должен понимать, я – госпожа, а ты – тупой варвар! И как вы там плодитесь в своих лесах?.. Кто кого поймал, тот того и… Язычники!
Я исподлобья взглянул на нее. Нехорошо взглянул. Так, что она закрылась рукой и попятилась. Я повернулся к ней спиной и сел, прислонившись к столбу навеса
– Грязный червь, пес, ты должен лизать мне ноги!.. – услышал сзади злобное шипенье ромейки. Она круто развернулась и ушла к вилле. Краем глаза я видел, что плечи ее вздрагивали.
– Что ты ведаешь?.. – вяло шевельнулась мысль – У нас – славен, женщина-мать – святое, как Мать-Земля, або Богини Рожаницы. А девки-юницы – образ Лели-весны. Обидеть женщину, суть – обидеть Богов!.. За се могут и тяжкую виру 98 наложить, и из рода изгнать. А родичи оскорбленной, вправе вызвать на «Божий суд» – смертельный поединок. Но у нас – девы и жены славенские, а не блудливые ромейские суки!
98
Вира – выкуп, дань, штраф.
И снова мне снился странный сон. Будто я лежу в темной норе, под огромным упавшим дубом, на подстилке из опавших листьев. И не человек я вовсе, а маленький рыс. Рядом теплый бок матери-рыси. Я тыкаюсь носом в ее живот, ищу сосок с теплым молоком. Рысиха мурлычет, вылизывает мою голову шершавым языком, а я все пью и пью сладкий и терпкий напиток. Ее глаза сияют в темноте, как две зеленые звезды. Я чую, как по мышцам моим разливается ее материнская сила. Вдруг мать-рысь говорит человеческим голосом:
– Ты последнее мое чадо, последний из нашего рода. Все остальные мои дети ушли в небесные леса, к нашим пращурам. Но скоро и ты покинешь меня – уйдешь к своему племени. Ты станешь великим воином, ведь твой род идет от Богов. Об одном прошу тебя: когда ты придешь к людям, скажи им, чтобы они не убивали нас, ибо мы одной крови, и отец у нас один – Небесный Род, и мать одна – Священная Земля. Люди забыли о том, и в гордыне великой возомнили себя высшими над иными порождениями Рода. Но истина откроется им, лишь когда они сами окажутся в шкуре зверя – волка, змеи, или лесной кошки. Обещай!
– Слово чести даю, мама!.. – прошептал я, и … проснулся.
• • •
Через два дня вернулся хозяин с гостями: два важных ромея с женами. Привез также трех молодых рабынь, видно прислуживать сей блуднице – Валенте. Две рабыни темнокожие, как люди, что живут в Стране Рукотворных Гор, о которой мне рассказывали волхвы. Лежит та страна где-то далеко на полудне. Там не бывает снега и люди ходят почти без одежды. Когда-то туда ходили наши пращуры – сколоты 99 и воевали с их царем за право называться самым древним народом на земле. Они разбили темнокожих, несмотря на то, что тем помогали дасы и страшные чудища, а также черные колдуны. Все полуденные земли тогда дрожали от топота безчисленной конницы Великой Скифии, ибо потомки Скифа, Славена и Руса были тогда единым народом, а не многими, рассеянными по земле племенами.
99
Сколоты – согласно Геродоту самоназвание скифов, по имени первого их царя Колоская.
Третья
– Откуда будешь, юница?
Она дернулась, вскинула голову, синие, как васильки очи остановились на мне.
Я кивнул ей:
– Да, се я спросил…
Она подбежала: видно еще не знала, как себя вести в положении рабыни.
– Кто ты? – прошептала тихо. – Я чую – ты молвишь нашей речью…
– Рус я, из Ильменской земли…
Кто тебя так? – указала на шрамы от побоев.
От звуков родной речи мое сердце стало мягче меха соболя. В очах защипало, словно туда попала пыль из-под копыт коня.
– Я из Плесова… Уличи 100 мы! – шептала она. – Ромейские лиходеи меня умыкнули. Только не те, что с кистенем на проезжей дороге, а морские. Городец наш небольшой, у самого Теплого моря. Дарами моря живем. Мы рыбу ловили, а тут их ладья появилась… Наших ялов тогда много в море было. Напали, аки коршуны на гусей… Пока наши на стругах подмогу с берега выслали – многих похватали…
100
Уличи (угличи) – одна из племенных групп восточных славян. Жили на юге Днепра, Буга и на северном берегу Черного моря.
Тут надсмотрщик очнулся ото сна, помахал руками отгоняя назойливых мух и не услышав привычного скрипа колеса поворотил голову в нашу сторону. Глаза его от удивления полезли на лоб:
– Как это презренные рабы посмели общаться, да еще в присутствии важных гостей хозяина? Сон с него, как ветром сдуло. – Не дай Бог – господа узрят… Еще попадет за то, что не уследил вовремя такое злостное нарушение установленного порядка.
В три прыжка он оказался возле нас. Что-то выкрикнул, лицо побагровело от ярости. Плеть больно обожгла мне плечо. Он снова взмахнул рукой с плетью…
Девица неожиданно резво прыгнула вперед, закрывая меня. Перехватила его руку и впилась в нее зубами. Стражник взревел, мотнул могучей рукой отбросив мою защитницу в сторону, как медведь шлепком лапы отбрасывает охотничью собаку, повисшую на его ляжке. Но девица молча снова бросилась на него. И тогда рассвирепевший надсмотрщик ринул наотмашь – со всей силы. Девчонка полетела в сторону, с размаха ударилась головой о столб навеса и сползла на песок. Из носа и рта поползли багровые струйки, очи удивленно раскрылись и недвижно уставились прямо на ослепительный щит Дажьбога.
Он ненамного пережил ее. Священная ярость, о которой не раз рассказывал мне Радогор, хлынула в голову розовым туманом. Все окрасилось в кровавый цвет заходящего светила. Лязгнула вырванная цепь. Он успел еще замахнуться… Поздно! Мои руки схватили его за обритую голову и крутанули. Дикое, впервые испытанное чувство наслаждения от хруста ломаемых позвонков…
На меня наконец обратили внимание. От визга женщин заложило уши. Бегут… Впереди два стражника с копьями. За ними хозяин, с обнаженным мечом и его гости. Ну бегите, бегите… Теперь мне плевать, на всю ромейскую рать!.. Ишь ты – как кощунник-сказитель помыслил… Светлые Боги: ты ясноликий Дажьбог, ты Перун-громовик, ты Великий Сварог – вам не будет стыдно за своего внука!..