Внутренняя империя Юань
Шрифт:
Вот так великое становиться малым – довольствуясь тем, что всегда под рукой, "не желая быть великим, святой муж совершает великое дело".
Оказалось, юрту им подарил Абака-хан; по настоятельной просьбе Докуз-хатун старший сын хана увез их из столицы и поселил на берегу озера Урмия – подальше от глаз Хулагу, на время разбирательства в инциденте. Кто пытался убить хана в его брачных чертогах так и осталось загадкой, но послов Берке казнили, ссылаясь на то, что ни один из них не смог толком объяснить, что он делал в эту чудную ночь.
Убравшись из дворца Ван Юань испытал огромное облегчение. Теперь ему стало понятно, почему хан Хулагу вел практически кочевой образ жизни, переносил свои резиденции и дворцы, да и в новых долго не задерживался. По всей видимости,
глава 6.
"Глубина и могущество силы преодолевшего всякую трудность неизмеримы".
Лао-цзы.
Итак, поиски легкого пути – основная задача и цель любого ума, пытающегося во что бы то ни стало опровергнуть древнюю мудрость, что "творить приятное только для плоти называется нечистотою". Ах да, есть еще томление духа, и он тоже ищет себе облегчения. Но, увы, только "человек высокой нравственности преодолеет всякую трудность". Следовательно, "воздержание – первая ступень добродетели, которая и есть начало нравственного совершенства". А это, ох нелегкая вещь, когда в твоем казане кипят и переворачиваются вкусные вещи. Но кто же поможет уму оставаться безучастным к соблазнам, кто объяснит ему этот горький парадокс жизни?
"Кто нам мешает, тот нам и поможет".
Разве мы не говорили выше, что мир – это борьба противоречий, а разрушение всякого созидательного процесса – главнейшая из стратагем противника. Ну, кто еще так поломает ваши жизненные планы, как женщина рядом – жена?
"Достигший нравственного совершенства похож на младенца". И как вы полагаете, кто ему в этом помог?..
То, к чему стремилась душа Ван Юаня – воплощенная экзистенция Света – невообразимая страна грез, где постоянство добродетели так очевидно, что воздух дрожит от свежести Истин, реализуемых с каждым новым вдохом, где мир невероятно прозрачен и существует уверенность – праздник наступит и больше не будет унынья, где жизнь бьет ключом не предполагая в ней разочарований, – вот, всё это!.. стиралось единым мановением нежной руки Думарины. А сам парадокс заключался в том, что именно с подачи жены душа Ван Юаня стремилась любой ценой отыскать эту страну, наполненную глубиной и внутренним смыслом, и Думарина была первой, кто вселял ей оптимизм. Собственно, "оптимизм" – второе имя "собеседницы Ангелов", – невольно, в каждой черте, в каждом движении Думарины его взгляд находил признаки совершенства. И невероятную глупость – человеческую нежность и доброту. Да и кто может постигнуть дзен бытия – понять сам феномен?
К тому же, куча препятствий и дел, связанных, так или иначе, с появлением в его жизни этой красивой и "умной" женщины отодвигали все перспективы на будущее, и оно было туманным. Не разобравшись на месте и не получив разрешения с Неба – вольную от Хулагу, не имело никакого смысла бежать к его брату Хубилаю. Да и вряд ли удалось бы затеряться в империи настоящих и властных мужчин с красотой и умом Думарины. Обязательно было необходимо высокое покровительство, и Ван Юань это понимал. Но как объяснить возникающий парадокс?
А еще Ван Юань вдруг вспомнил странный сон в ту необычную ночь – смешной человек советовал – главное не пролететь, не бросить всё и бежать, а терпеливо собрать по крупицам, себя в первую очередь, и по возможности прихватить все золотые сосуды соседей. Как же тогда оставить им свою Думарину?
Ван Юань вздохнул: "Похоже, он таки достигнет с ней совершенства, и словно выбитый,
Жили они в одиночестве у озера примерно неделю. А может и год – темнота, как известно, способна стирать неприятные воспоминания, и каждую ночь Ван Юань находил в ней ответы, умаляясь до ничтожества муравья – песчинки на ладони земли под этим звездным бесконечным пространством. И в сердце рождалась великая благодарность, что Небо помнит о нём – таком жалком и счастливым со своей Думариной. Остальным приходится только завидовать… – и эта зависть, как часто бывает, под видом добродетели просто мешает людям жить.
И вот прискакали от ильхана кэшиктены, и с ними Абака-хан, – оказалось Хулагу готовиться к войне и ведет переговоры с римским папой о союзе с латинянами, так, как коварный Берке уже договорился с Византией и мамлюками. И естественно, Хулагу нужны умные люди, послы к папе – непременно китаи, ибо монахи говорят, что потнифик проявляет большой интерес к этой диковинной стране, где изготавливают прекрасный фарфор и легчайший шелк, из которого римские прелаты носили альбы и сутаны. После захвата Константинополя латиняне отправили к себе домой в Италию две тысячи опытных ткачей, но тем так и не удалось достичь тонкости китайских мастеров, а самое главное, им была неизвестна тайна атласа. Поэтому, собрав богатые дары – атлас и фарфор, присланные Хубилаем из Поднебесной, присовокупив к ним приличное количество золотых дирхем аббасидов, Хулагу искал человека, которому можно было бы препоручить эту важную миссию, а заодно и сокровища. И чтобы ничего не пропало. Сказать по правде, с бескорысными в монгольской империи было туго – невзирая на существующие наказания за воровство, каждый уважающий себя багатур старался уделить своим домочадцам от общего пирога приличный кусок. Не секрет, что баскаки – сборщики податей, почти половину дани оставляли в степи, зарывали в курганах и прочее… А еще, сам вид Ван Юаня – тонкость и манера беседы, в конечном счете, его императорская родословная должны были импонировать утонченному вкусу понтифика. Ведь в изысканном Риме с грубыми степняками и разговаривали грубо, лязгая забралами и мечами, и кто-кто, а хан Хулагу, этот монгольский эстет, понимал проблему. Не мог же он оставить свое государство и сам отправиться в Рим. Высокодуховных "несторианцев" хан также не мог послать, ибо те не шли на компромисс в вопросах догматического богословия и особенно – символа веры. Да и зачем обострять существующие разногласия. Хан Хулагу уже долгое время пытался увязать свое личное видение Неба с христианскими догматами жены Докуз-хатун… и не всегда получалось. Вот поэтому, лучшей кандидатуры для посла доброй воли трудно было и сыскать. А еще сюда же – его Думарина, цивилизованная христианка, умеющая предугадывать мысли и знающая языки.
Сначала ильхан хотел отправить Ван Юаня в Рим одного, а Думарину оставить при себе. И очень даже было обрадовался открывающимся перспективам, но под уничтожающими взглядами Докуз-хатун и Тукити-хатун быстро отказался от этой идеи. Всякое может случиться в следующую ночь… Ну, а значит и ладно – с глаз долой и с сердца вон.
"Движение Дао происходит от сопротивления", – Хулагу, скрипя зубами, принял данный факт как должное, и вышел на новый уровень. Вот так и постигают настоящую силу – "слабость, есть отличительная черта действия Дао".
– И все же, мы должны утверждать Истину, с мечом веры в руках, проникая на вражеские территории, захватывая их и покоряя, в первую очередь для себя. А всё, что будет отвоевано, так или иначе останется в нашей власти; долины тем хороши, что на них можно получать богатый урожай, но "если пустота долины наполнится чем-нибудь, то она перестанет быть долиной".
– Вы говорите о Ширванской долине, уважаемый хан? – спросил Ван Юань, тоже подыгрывая слабости, хотя, он прекрасно понимал, о чем говорится, и то – что играет с огнем.
Хан в который раз смерил его с ног до головы.
– А вот это мне нравиться, – произнес Хулагу, подняв указательный палец. – Именно так и нужно разговаривать с папой – играя вещами на расстоянии. Я рад, что в тебе не ошибся! Предложи папе новые территории – те самые, на которые ещё не ступала нога "человека". Уверен, он не сможет устоять, ибо политика Рима, – Хулагу с опаской посмотрел на дверь и понизил голос, – у них… (он оттопырил большой палец, указывая им в сторону) чуйка на свежее мясо, хотя только и говорят о вере и благочестии.