Во что бы то ни стало
Шрифт:
В свою очередь Васька видел: возясь в сарае над мотоциклом, Алешка нет-нет и поглядит на выходящие во двор окна стахеевской квартиры, ожидая, не появится ли в них Ленка. Лена не появилась ни в окнах, ни в сарае. А как раз в то время, когда Всеволод вел ее, растерянную и польщенную его вниманием, есть мороженое, с Алешкой и Васей происходило следующее.
— Держи, держи крепче! — сердито кричал перемазанный и разгоряченный Алешка, яростно лупцуя ключом какую-то гайку.
— Удержишь ее! — Васька только кряхтел. —
Найле, стоявшая на пороге сарая со сложенными на груди тоненькими руками, поддержала:
— Конечно ж, устали! И кушать, верно, хотите? Наверх пойдемте, умоетесь в ванной, пообедаете.
И тотчас, будто подслушав их разговор, из окна стахеевской кухни долетел звучный голос Ольги Веньяминовны:
— Нелли, когда же они прекратят стук? Вынеси ведро с водой, пусть во дворе и умоются.
Сама она показалась в окне, как в раме. Найле побежала к черному ходу. Васька, подтягивая брюки, проворчал:
— Пошли наверх, чего там! Может, и Ленка кстати придет…
Алешка молча вытирал инструменты. Собранный мотоцикл, как вздыбившийся конь, был подперт доской. Ребята осторожно сняли, положили его на пол. Заперли сарай и потопали к дому.
В кухне смущенная, розовая Найле, показывая на раковину, шепнула:
— Мойтесь, пожалуйста, здесь, я подотру.
Убежала куда-то за полотенцем, вернулась. Торопливо стала собирать на кухонный стол миски, ложки. Снова убежала в комнаты легкими, неслышными шагами.
Алешка, утирая лицо собственным носовым платком, выглянул за ней, прислушался. Так захотелось, чтобы именно сейчас, в эту минуту, звякнул звонок, щелкнула входная дверь и в этой чопорной, чуждой квартире вдруг появилась Ленка! Но дверь не щелкнула, звонок не зазвенел. Вместо этого Алешка совершенно отчетливо услышал, как Ольга Веньяминовна раздраженно сказала в коридоре:
— Я же ясно объяснила, корми на кухне, а не в столовой. И вообще, незачем было приводить их сюда, только что натерли полы.
— Найле, дверь за нами запрешь? Мы уходим, — побледнев, громко сказал Алешка.
— Ты что? — опешил Васька.
— Барыня за полы боится, наследим. В общем, давай сматываться!
Ольга Веньяминовна выплыла на кухню, кутаясь в пушистый платок.
— А, это вы здесь? Что ж, милости просим… Сейчас Нелли вас покормит. — Она все же смутилась.
— Не стоит беспокоиться, спасибо. Мы сыты по горло, — ответил спокойно Алешка.
Бедная, расстроенная Найле ничего не смогла поделать. Васька просигналил ей о чем-то движениями бровей, и ребята, гордо нахлобучив кепки, сказав Ольге Веньяминовне для вежливости, но не без ехидства: «Приятного аппетита!» — ушли.
А минут десять спустя, пересчитав в карманах все наличные деньги, ровно двадцать пять копеек, они сидели уже в маленькой, но с претензиями на роскошь столовой на Арбате —
Столовая оказалась частной и держалась, видимо, на последнем дыхании. Столики пустовали, только за одним уныло обгладывал куриную ногу тощий интеллигент в очках. Алешка потребовал меню. Водя пальцем по строчкам, спрашивал:
— Суп консоме с профитролями, антрекот с гарниром, шестьдесят копеек — желаешь? Котлеты де воляй, рыба фри… Желаешь рыбу фрю? Цена чепуховая — рупь сорок. Ха-ха!
Васька шептал в ужасе:
— Брось дурака валять, пошли в нашу столовку! Всего ж двадцать пять копеек.
Но в Алешку точно бес вселился.
— Сейчас я этому живодеру устрою фрю с антрекотом! Ты только молчи и слушай.
Он подозвал официанта и заказал две порции щей с мясом. Хлеба на столе было вдоволь, ребята накинулись на щи. Но как только половина щей и мясо исчезло, Алешка вдруг скомандовал:
— Стоп!
— Что? — поперхнулся Васька.
— Спокойно.
Алешка замер. Ловко, незаметно поймал в кулак двух ползавших по скатерти мух, удушил их. Раз-раз, и каждая уже плавала в тарелке, а Алешка требовал хозяина, негодуя и возмущаясь:
— Уж если в вашем заведении с насекомыми кормят!..
Появившийся толстый хозяин, подозревая подвох, но будучи не в силах доказать его, велел принести две новые полные тарелки. И ребята, давясь от смеха, отъелись за свой четвертак на весь день.
А вечером вся комната в заводском общежитии покатывалась над облапошенным частником.
Марья Антоновна была права: Дина жила у своей художницы вовсе не так плохо, как это показалось приезжавшей на разведку Кузьминишне.
С Верой Ефремовной Сокол (по фамилии она была Соколова, но считала Сокол более созвучным эпохе), безалабернейшим и добрейшим сорокалетним существом, Дина познакомилась совершенно случайно в конце лета.
На Брянском вокзале был объявлен грандиозный субботник по разгрузке железнодорожного узла от овощей, досок и кирпича. Треть Москвы вышла на этот субботник от заводов, фабрик и учреждений. Дина и Вера Ефремовна вышли неорганизованно, сами от себя.
К этому времени Дина уже позорно покинула «Парижскую коммуну». Не совсем еще, правда, покинула, пробираясь ежедневно по сердобольности коменданта ночевать в фабричное общежитие. И по несколько иной причине, чем указывал тот же комендант Кузьминишне: Дина просто не смогла высидеть дольше на одном месте за однообразным делом!
Насчет поступления в вуз и интеллектуального труда комендант тогда Кузьминишне тоже напутал. Дина была бы не прочь заниматься последним, про вузы же «изобрела» одну теорию. А пока что, проедая крохи последней зарплаты, шныряла по городу в поисках чего-нибудь потрясающего для применения своей кипучей энергии.